5 
— Доктор Ярош! В машине у меня есть бутылка коньяка… Давай раздавим. Тайком. А за обедом на удивление своим «богом данным» будем пить одно кисленькое винцо,
Ярош засмеялся:
— У тебя характер авантюриста, Кирилл.
Обедали вместе, за общим столом, как часто бывало, на веранде у Ярошей, потому что в это время дня там тень. Только Ира к столу не вышла.,
— Она поела уже, — ответила Валентина Андреевна на вопрос мужа. Кирилл рассердился. Он нарочно объединялся с Ярошами, чтоб легче было бороться с «семейным эгоизмом», а главное, с индивидуализмом детей. Черты этого индивидуализма тревожили, хотя проявлялся он у дочери и у сына совершенно по-разному,
— Твоя неорганизованность только питает их эгоизм, — попрекнул Шикович жену. — Что им до других, до порядка! Порядок для родителей. А им анархия. Захотела — поела, и будьте здоровы. Никаких забот. Мама сготовила, мама и тарелки помоет…
Галина Адамовна не боялась, что дети Шиковича, старшие по возрасту, окажут дурное влияние на ее Виктора и Наташу. Но она не любила, когда при ребятах заводили разговоры о воспитании. Она считала, что воспитание — это своего рода хитрый механизм, который должен действовать незаметно и вместе с тем ни на миг не останавливаясь; не греметь, не лязгать, не дымить, не чадить — работать безотказно. Раскладывая приборы, она бросила как бы между прочим и будто кольнула Кирилла вилкой в бок:
— А ты подавай пример.
Он с грохотом отъехал на стуле от стола, вскочил.
— Нет, ты послушай… Выходит, во всем виноват я! В чем? Хотел бы я, чтоб мне объяснили. Что я, трутень, лежебока, спекулянт, вор? Черт побери! Я работаю день и ночь. Не кривлю душой. Не краду. Даже редко подхалимничаю.
— Однако бывает? — с иронией заметил Ярош, откупоривая бутылку вина.
— Преимущественно перед женой.
— Что-то я не чувствую, — откликнулась Валентина Андреевна из комнаты, где она перетирала бокалы,
— Нет, кроме шуток… «Подавай пример»… В чем, дорогая Галина Адамовна? Что, в конце концов, главное в формировании человека? Труд. Я тружусь. И ты трудишься! — крикнул он жене. — Так почему же наши дети не научились работать? Почему растут эгоистами? Вот что меня волнует…
— Твои дети не хуже других, — сказала с обидой Валентина Андреевна, появляясь на пороге с рюмками и стаканами в руках,
— Не хуже… Утешила. Вот так всегда своей неразумной любовью ты разрушаешь что, я пытаюсь создать!
— Неправда. При детях я никогда тебе не перечу. Но ты чаще говоришь все это мне, чем им,
— Слова ничего не значат, — опять-таки будто невзначай обронила Галина Адамовна.
Шикович взмахнул руками, как петух крыльями,
— Вот тебе, пожалуйста! А я, дурак, всю жизнь верил в силу слова. Жил за счет слова, кормил детей…
Но Галина Адамовна не ответила — пошла на кухню. Кирилла давно уже выводила из себя эта ее невозмутимость. Он отлично знал, что совсем не такая она спокойная — неуравновешенная, ревнивая… А вот с ним, в особенности если дело доходит до спора, изображает из себя невесть кого. Не говорит — изрекает. Она вышла — и у Кирилла пропала охота шуметь и спорить. Только сейчас он вспомнил о Викторе и Наташе. Виктор, длинный, нескладный подросток, сидел смущенный, покрасневший. Он всегда смущался, когда при нем взрослые заводили разговоры о воспитании. В противоположность ему, Наташа слушала разинув рот. Сидела на ступеньках крыльца, смотрела в книжку, а между тем не пропускала ни одного слова. Ей очень хотелось услышать, что скажет папа. Она была влюблена в своего отца. Но Яроша, кажется, не. интересовало ничто, кроме стола.
Когда Галина вернулась и поставила на стол тарелки с жареными лисичками и салатом из свежих огурцов, Кирилл сказал уже добродушно и примирительно:
— Я могу сделать только один вывод: слишком много благ предоставляем мы нашим детям. Очевидно, надо поменьше. Мой отец требовал с нас, как с больших. В этом соль.
Тут не выдержала Наташа:
— Неправда, дядя Кирилл! Детям надо давать все! На то они дети.
Всех рассмешила ее непосредственность.
— Садитесь за стол, философы, — позвала Валентина Андреевна.
После обеда нахмурилось. Как-то незаметно и быстро небо затянуло.! Но по-прежнему было безветренно; облака не принесли свежести, они придавили землю томящей духотой. Замерли деревья, даже осина над ручьем затихла. Уснула на раскладушке Наташа, свесив руку, уронив книжку на траву.
5 
