очень нудно 
102 
Ее уход не слишком обеспокоил Ната. Ему хватало других забот, более важных; и не последней была та, которая возникла непосредственно перед обмороком: прилив энергии, несомненность предназначения, захватывающее ощущение бытия кем-то другим, не просто деревенским пастором, у которого на уме лишь десятина да исповеди, — кем-то совсем другим.
Он взял Хорошую Книгу, что лежала у постели, и его странно успокоила ее привычная легкость в руке, тепло и гладкость основательно вытертого переплета. Сняв золотой ключ с шеи, Нат Парсон открыл Книгу Слов.
На этот раз прилив силы почти не затормозил его. Сами слова — чужие, ужасные гимны силы — стали понятнее теперь, когда он просматривал страницу, простые и знакомые, как стишки, которые он учил у матери на коленях. Голова у Ната немного закружилась. То, что еще вчера казалось таким новым и страшным, так быстро, так назойливо стало привычным сегодня.
Скади наблюдала за ним пристально и с подозрением. Что случилось? Только что он лежал на полу, отдавая приказания Этель и требуя принести сапоги, и тут же стал… просто другим. Словно зажгли огонек, словно поворот колеса превратил его из безвольного, достаточно тщеславного типа в кого-то совершенно другого. И все это в мгновение ока. Возможно, из-за Слова? Или просто из-за трепета и предвкушения действий?
Ей хотелось бы как следует обдумать это, но времени не было. Один в пути, и пока что ей нужен этот человек и его Слово, чтобы осуществить свой план. А там поглядим. Пастор нужен лишь временно, и, когда он исполнит свое назначение, Скади без сожаления разорвет их договор.
Вообще-то, подумала она, это может даже принести облегчение.
В былые времена, размышлял Хеймдалль, они бы держали совет в зале Браги. Там был бы мед и эль, смех и песни. Теперь, конечно, одно воспоминание о прежних днях расстраивало его.
Он выглянул из окна. Один ждал во дворе, более не согбенный старик, но муж — выше любого смертного, окутанный светом истинного обличья. Хеймдаллю казалось, что Один соткан из света. Если бы кто-нибудь из людей осмелился взглянуть на него, то непременно бы ее увидел, эту синюю подпись, пылающую на лице одноглазого попрошайки, стекающую с кончиков его пальцев, потрескивающую в его волосах.
— Я иду, — сказал Хеймдалль.
— Мы все идем, — ответил Фрей.
Он оглянулся на остальных ванов. Те тоже были в обличьях и полнились светом: Идун и Браги в летнем золоте, Ньёрд с гарпуном, Фрейя…
Он поспешно отвернулся. Неразумно пристально смотреть на богиню Желаний в ее подлинном обличье, даже если ты ее брат.
— Не уверен, что это благоразумно, сестрица… — пробормотал он.
Фрейя засмеялась, издав странный звук — нечто среднее между звоном монет и последним хрипом умирающего.
— Милый братец, — пропела она. — У меня свои счеты с Одноглазым Одином. Поверь, я ни за что на свете не пропустила бы сегодняшнюю встречу.
На столе рядом с ними стояла бутылка вина. Браги взял ее. По законам, установленным прежде, между теми, кто разделил еду и вино, невозможно кровопролитие. И пусть зал Браги обратился в прах, законы чести и гостеприимства по-прежнему нерушимы. Если Один хочет поговорить — пусть. Все, что он сделает, будет сделано согласно закону.
Мгновение они смотрели друг на друга. Шесть ванов и Одноглазый, сверкающие, точно герои легенды, точно горы на солнце.
Один предложил хлеб и соль.
Браги налил вино в кубок.
По очереди ваны выпили.
Все, кроме Скади, конечно. Она была в доме с Натом Парсоном и наблюдала из эркера. Время близится — она чувствовала это каждой мышцей. В руке она держала клочок тончайшего кружева, украшенный Фе, руной изобилия. Рядом с ней сидел и глазел Нат Парсон, вцепившийся в Книгу Слов. И, о чем не знал ни один из них, не знали даже боги, чьи судьбы столь опасно переплелись, некто третий со страхом и растущей яростью наблюдал за встречей, прячась и дрожа в дверях дома.
Когда последний из них отдал должное древнему закону, Один позволил себе расслабиться.
— Друзья, — сказал он, — я так рад видеть вас. Даже в наши суровые дни это подлинное удовольствие. — Его единственный глаз обвел собравшихся ванов, — Но кого-то не хватает, — тихо произнес он. — Охотницы, полагаю?
Хеймдалль оскалил золотые зубы.
— Она решила, что лучше держаться подальше. Ты уже пытался ее убить.
102 
