Наверху началась охота. Охотников было трое: женщина — Горящая, богиня, она же волчица; мужчина — двое в едином теле и Адам Скаттергуд, который постепенно свыкался с мыслью, что смерть от лап женщины-волчицы более милосердна, чем ужас этих бесконечных коридоров с их запахами и звуками.

Скади хотела убить и его тоже. Вернувшись в свой естественный облик, она подняла голубые, как лед, глаза на Адама и одарила его волчьим — и все еще перепачканным кровью — оскалом.

Но Нат имел относительно Адама другие планы. И вот где парень в итоге оказался: в милях под курганом демонов, с Книгой и мешком пастора в руках. Страх сделал его на удивление покорным, и, хотя мешок был тяжелым, мальчик не жаловался. Вообще-то, думал Нат, об Адаме легко и вовсе забыть, что он и делал, пока они спускались вслед за белой волчицей все глубже в Подземный мир.

Пройдя какое-то расстояние, они остановились пополнить запасы. Пока Нат отдыхал, Адам собрал столько еды и питья, сколько мог унести. Хлеб, сыр, сушеное мясо в огромных количествах, в молчаливой надежде, что женщина-волчица, возможно, предпочтет их свежей человечине. Сам Адам был ничуть не голоден. Нат скупо ел, изучал Хорошую Книгу и, похоже, спорил сам с собой, что весьма тревожило Адама. Затем они пошли дальше. Скади в своем естественном виде, в бывшей одежде Джеда Смита, проклинала ускользающий след. После они поспали час-другой. Когда Адам очнулся от кошмарного сна, то не слишком удивился, обнаружив, что реальность намного, намного хуже.

Из-под холма ведет, наверное, не менее тысячи дорог. Даже с волчьим чутьем Скади отыскать след было непросто. Однако она нашла его: тот бежал рядом с ними по небольшому боковому тоннелю, в который им до сих пор не удалось пробраться. Но они были рядом. Однажды они даже услышали, как их жертва ищет дорогу, тихонько постукивая по смежной стене, и белая волчица разочарованно взвыла от того, что находится так близко, но между ними и их добычей — пядь скалы.

Скади уставала от волчьего тела, если сохраняла его слишком долго, и часто ей приходилось переключаться в человеческое обличье, каждый раз жадно набрасываясь на пищу. Адам обнаружил, что ее человеческое обличье еще страшнее, чем волчье. По крайней мере, он более или менее представлял, чего ожидать от волчицы. И когда она была зверем, можно было не опасаться ни заклинаний, ни чар, никаких внезапных вспышек, мыслей-взрывов и прочих фокусов. Адам всегда ненавидел магию, но только сейчас начал понимать, как сильно его чувство.

Лучше все отрицать, думал он. Лучше говорить себе, что все лишь сон, от которого он скоро очнется. Вполне разумно. Адам никогда не был сновидцем, поэтому вполне естественно, что это — этот исключительно долгий и тревожный сон — лишило его духа. Но сон — всего лишь сон, думал он. Чем больше парень убеждал себя, тем меньше вспоминал о своей гудящей спине, или о женщине-волчице, идущей рядом, или о некогда невозможном, ныне ставшем реальностью.

К тому времени, как они добрались до реки, Адам Скаттергуд принял решение. Казалось, было неважно, что он видел две смерти, что он далеко от дома в компании волчицы, что на ногах у него волдыри, а в легких — каменная пыль и даже что пастор сошел с ума.

  112