Они встретились летом на седьмой год жизни Мэдди. Это был день Середины лета, день ярмарки, все играли и плясали на лугу. В палатках продавались ленты, фрукты, пирожные и мороженое для детишек. Мэй третий год подряд выбрали Клубничной королевой, Мэдди наблюдала за этим действом из своего укрытия на краю леса Медвежат, сгорающая от ревности, злая, но полная решимости не присоединяться к празднеству.

Ее приютом был гигантский лесной бук с толстым гладким стволом и множеством веток. На высоте тридцати футов располагалась развилка, на которой Мэдди любила устроиться, подоткнув юбки и уперев ноги в ствол, наблюдая за деревней через кольцо большого и указательного пальцев левой руки.

Несколькими годами ранее Мэдди обнаружила, что если сложить пальцы в такую фигуру и очень сильно сосредоточиться, то можно увидеть то, чего обычно не видно: птичье гнездо под дерном, ежевику в колючей изгороди, Адама Скаттергуда с дружками, которые прячутся за стеной сада с камнями в карманах и проказами на уме.

Иногда Мэдди видела кое-что другое: огни и цвета, которые сияли вокруг людей и выдавали их настроение. Часто эти цвета тянулись шлейфом, точно подпись, которую может прочитать любой обладающий этим умением.

Этот трюк назывался «сьён-хенни», или «истинное зрение», и был одним из изображений руны Берканы, хотя Мэдди, которая никогда не училась грамоте, в жизни не слышала о Беркане, равно как и не подозревала, что в ее трюке есть волшебство.

Всю жизнь ей внушали, что волшебство — будь это чары, жест или даже заговор — не просто неестественно, но и неправильно. Это наследие фейри, источник дурной крови Мэдди, крах всего хорошего и законного.

Именно поэтому она сидела здесь, хотя могла бы играть с другими детьми или поедать пирожки на Ярмарочной лужайке. Именно поэтому отец избегал встречаться с нею глазами, словно каждый взгляд на дочь напоминал ему о жене, которую он утратил. И именно поэтому Мэдди, единственная из всех деревенских, заметила странного типа в шляпе с широкими полями, который шел по дороге в Мэлбри — шел не к деревне, как вы могли бы предположить, а прямо к холму Красной Лошади.

Путники были редкими гостями в Мэлбри, даже на ярмарке Середины лета. Большинство торговцев регулярно приезжали из разных мест — привозили стекло и металлические изделия из Райдингза, хурму с Южных земель, рыбу с Островов, пряности из Чужих земель, кожу и меха с морозного Севера.

Но этот тип не торговец, подумала Мэдди, так как путешествует он налегке. У него нет ни лошади, ни мула, ни телеги. И он идет не в ту сторону. Должно быть, он чужак, решила Мэдди, судя по спутанным волосам и потрепанной одежде. Она слышала, что иногда чужаки ходят по дорогам, где все встречаются и торгуют, но пока не видела ни одного. Эти варвары из Мертвых земель, что за Краем Света, были невежественны и даже не умели говорить на человеческом языке. А может, это дикарь, раскрашенный синилью, или сумасшедший, или прокаженный, или даже разбойник?

Мэдди соскользнула с дерева, когда незнакомец прошел мимо, и на безопасном расстоянии последовала за ним, прячась в кустах по краю дороги и глядя на него через руну Беркана.

Может быть, он солдат, ветеран какой-нибудь чужеземной войны? Он сдвинул шляпу на лоб, но Мэдди все равно видела, что на глазу у него повязка, которая скрывает левую половину лица. Как все чужаки, он был высоким и смуглым, и Мэдди с любопытством отметила, что, хотя его длинные волосы уже начали седеть, движется он как молодой.

Да и цвета его не походили на цвета старика. Мэдди обнаружила, что за стариками тянется слабый след, а дурачки вообще не оставляют следа. Но шлейф этого человека был сильнее всех, которые она видела. Он был сочным, ярко-голубым, как перышки зимородка. Мэдди было сложно согласовать это внутреннее великолепие с неряшливым, измотанным дорогой человеком, идущим перед ней к холму.

  9