очень нудно 
42 
Лефти минуту колебался, потом сказал:
— Ну что ж, только одной бутылки нам будет мало. Четыре полбутылки хенесси, мисс, будьте добры, — обратился он к буфетчице.
Мы вышли на Куин-Виктория-стрит. Ночь была тихая, жаркая, прожженная звездами и залитая луной. Несколько пьяных, пошатываясь, убрались прочь и оставили нас одних. Мы стояли, глядя в сторону святого Павла, у каждого в кармане была бутылка.
— Куда? — спросил Дэйв.
— Минутку, — сказал Лефти, — дайте собраться с мыслями. Мне нужно зайти на почту, отправить кое-какие письма.
Характерная черта центрального Лондона: единственное, что там можно купить в любое время дня и ночи, — это почтовые марки. Даже женщины там не найти после половины четвертого утра, разве только вы особенно хорошо осведомлены. Мы двинулись в сторону главного почтамта, и, сворачивая на Кинг-Эдвард-стрит, я хлебнул из своей бутылки. Хлебнул и понял, что уже сильно пьян.
Главный почтамт стоял огромный, мрачный, как пещера, казенный, трезвый, полутемный. Мы с хохотом ввалились в подъезд, нарушив покой нескольких клерков и людей, занятых сочинением анонимных писем или предсмертных записок, — такие всегда толкутся здесь в поздний час. Пока Лефти покупал марки и отправлял телеграммы, я организовал исполнение канона «Колокол отлили», а поскольку у меня никогда не хватает ума вовремя остановиться, мы пели до тех пор, пока кто-то из служащих не выставил нас за дверь. Тут мы загляделись на фантастические почтовые ящики — огромные разинутые пасти, в которые бросаешь письмо и видишь, как оно летит вниз, вниз, по темному длинному колодцу, и наконец падает на поднос в освещенной комнате глубоко под землей. Это зрелище так заворожило меня и Финна, что мы решили тут же написать по письму и опять вошли в здание — купить конвертов и бумаги. Дэйв сказал, что и так получает слишком много писем, так незачем привлекать их еще больше бессмысленными посланиями. Финн сказал, что напишет кому-то в Ирландию. Я начал писать Анне, прижав бумагу к стене почтамта, но не мог придумать, что ей сказать, кроме «Я тебя люблю». Это я написал несколько раз подряд, очень криво. Потом добавил: «Ты прекрасна», и запечатал письмо. Я засунул его глубоко в пасть почтового ящика, и оно полетело вниз, переворачиваясь на лету, как осенний лист.
— Пошли! — сказал Лефти.
— Куда?
— Сюда! — И он повел нас куда-то вниз вдоль стены почтамта. Вдруг я с изумлением увидел, что он вознесся над землей. Он стоял на какой-то стене и манил меня к себе. В ту минуту я, кажется, готов был залезть хоть на борт «Куин Мэри». Я последовал за Лефти, остальные последовали за мной. Мы очутились в маленьком, огороженном со всех сторон и густо заросшем саду. В прозрачном летнем мраке я различил смоковницу, склонившуюся над железной калиткой. Среди белых камней росла высокая, по колено, трава. Мы сели. И тут я вдруг сообразил, что там, где мы находимся, был когда-то неф церкви святого Николая Фостера. Я лег на траву, и глаза мои наполнились звездами.
Через некоторое время до меня долетел голос Лефти:
— Самое главное для вас — ввязаться в борьбу. Стоит начать что-то делать, сталкиваться с людьми — и некоторых из них вы непременно возненавидите. А ничто так не разбивает абстракций, как ненависть.
— Правильно, — протянул я лениво. — Сейчас я никого не ненавижу.
Мы говорили вполголоса. Рядом с нами Финн и Дэйв тоже о чем-то шептались.
— Как же вам не стыдно, — сказал Лефти.
— А что я могу сделать?
— Этот вопрос придется изучить. Мы ко всем своим членам применяем научный подход. Мы спрашиваем о каждом: где точка пересечения его потребностей и наших? Какая работа больше всего придется ему по душе и в то же время будет полезна нам? Разумеется, на каждого ложится и какая-то доля рядовой работы.
— Разумеется, — сказал я. Я смотрел, как за лесом травы поднимается Орион.
— В данном случае, — сказал Лефти, — сомнений, к счастью, нет. Совершенно ясно, _что_ вы можете делать.
— Что же?
— Писать пьесы.
— Не умею, — сказал я. — Романы не подойдут?
— Нет. Кто в наше время читает романы? А пьесы писать вы не пробовали?
— Никогда.
— Ну так начинайте, и чем скорее, тем лучше. Конечно, с расчетом на театры Вест-Энда.
— В Вест-Энде не так-то легко поставить пьесу.
— Не верьте в эту легенду! — сказал Лефти. — Все дело в том, чтобы пойти на известные уступки распространенным вкусам. До того как писать, подвергните научному анализу несколько пьес, которые за последнее время имели успех. Ваша беда в том, что вы не любите усидчиво работать. Создайте приемлемый костяк, а заполнить его можете любой идеей. В общем, вы заходите ко мне на будущей неделе, мы с вами это обсудим. В какой день вы могли бы зайти?
42 
