71 
— Медленнее! — шептала Ведьма. — Медленнее!
И его покорное сердце натягивало вожжи. А ее пальцы знай себе пощипывали-щекотали.
Чарлз Хэлоуэй фыркнул. Тихонько захихикал.
И удивился. «С чего это? Почему я… хихикаю… когда происходит такое?!»
Ведьма отпрянула — чуть-чуть, словно сунула невзначай проводок в некую потайную розетку, и ее ударило током.
Чарлз Хэлоуэй увидел и не увидел, как она отступила, уловил ее движение, но не успел осмыслить, чем оно вызвано, потому что она почти сразу взяла себя в руки и метнулась вперед, не касаясь его груди, но молча жестикулируя, как будто перед ней был маятник старинных часов, который требовалось заколдовать.
— Медленнее! — снова крикнула Ведьма.
Сам того не сознавая, Чарлз Хэлоуэй позволил невесть откуда всплывшей идиотской улыбке непринужденно водвориться ниже носа.
— Совсем медленно!
Растущее возбуждение Ведьмы, ее тревога, переходящая в ярость, лишь все больше его потешали. Часть его внимания, извлеченная из-под спуда, сосредоточилась на изучении каждой поры святочной маски Ведьминого лица. Почему-то им сейчас прочно владела одна мысль: все — пустое. И жизнь в конечном счете представилась ему таким огромным розыгрышем, что оставалось только, стоя в этом конце коридора, созерцать ее бессмысленную протяженность и никчемную высоту — гору таких несуразных размеров, что ты выглядел карликом в ее тени, осмеивающим ее показное величие. На грани смерти Чарлз Хэлоуэй отрешенно, но внятно размышлял о суете сует, миллионах прибытий, отбытий, дурацких проделок мальчишки, подростка, мужчины, старого болвана. На счету Чарлза Хэлоуэя скопилась бездна выходок и причуд, которыми тешился его эгоцентризм, и вот теперь среди этих нелепых книжных полок перед глазами плыло все, что когда-то его забавляло. И что могло быть гротескнее этого создания, именуемого Ведьма — Цыганка — Гадалка — Пылюга, которое щекотало — вот именно! — щекотало воздух! Балда! Неужели она не понимает, что делает?
Чарлз Хэлоуэй открыл рот.
Изо рта сам собой, точно младенец, явившийся на свет у ничего не подозревающей родительницы, вырвался на волю громкий, резкий хохот.
Ведьма едва не упала навзничь.
Но Чарлз Хэлоуэй ничего не видел. С зажмуренными глазами он был слишком занят поощрением бурного веселья, которое пронизало его до кончиков ногтей и искало выход через глотку. И оно прорвалось, разлетаясь во все стороны шрапнелью.
— Ты! — закричал он всем, никому, себе, ей, им, ему. — Умора! Ты!
— Нет, — возразила Ведьма.
— Перестань щекотать! — выдохнул он.
— Нет! — Она вновь наклонилась над ним. — Нет! Спать! Медленно! Совсем медленно!
— Но ты меня только щекочешь, уверяю тебя! — прокричал он. — О, ха-ха! Ха-ха, остановись!
— Да-да, сердце — остановись! — завопила Ведьма. — Кровь — остановись.
Наверно, ее собственное сердце билось как тамбурин; ее руки тряслись. В разгар жестикуляции она вдруг замерла, глядя на свои немощные пальцы.
— Боже мой! — По щекам Чарлза Хэлоуэя катились прекрасные слезы радости. — Оставь в покое мои ребра, о, ха-ха, бейся, мое сердце!
— Твое сердце, сссссссердце!
— Господи! — Он вытаращил глаза, глотнул воздух, добавил соленой влаги, которая промыла все его восприятия, доведя их до небывалой чистоты. — Потеха! У тебя из спины торчит ключ. Кто завел твою пружину?!
И он направил в нее еще более мощный залп хохота, который явно обжег пальцы и опалил лицо Ведьмы, судя но тому, что она отпрянула, как от пылающей топки, поспешно обернула свои руки пестрыми тряпками, прижала их к высохшей груди, попятилась, остановилась, потом начала медленно отступать, ковыляя, прихрамывая, волоча ноги, сантиметр за сантиметром, шажок за шажком, стуча костями по полкам, стеллажам, хватаясь для опоры за книги, которые вырывались из ее рук и рассыпались по полу. Лоб ее ударялся о древние истории, суетные теории, стародавние времена, трепетно ожидаемые, но не оправдавшие ожиданий годы. Преследуемая, настигаемая, бичуемая раскатами его смеха, которые отдавались эхом под мраморными сводами, Ведьма в конце концов круто повернулась, рассекая когтями непокорный воздух, и скатилась кубарем вниз по лестнице.
Спустя мгновения она кое-как протиснулась наружу через входную дверь, и та захлопнулась!
Падение Ведьмы и стук двери вызвали такой приступ смеха, что костяк Чарлза Хэлоуэя едва не распался на части.
71 
