очень нудно 
109 
На лестнице миссис Клаузен сбросила халат. Положила фонарик (она явно делала это не в первый раз), направив его на озеро, чтобы он служил маяком, когда купальщики повернут к берегу.
Уоллингфорд снял с себя полотенце и голым встал рядом с нею. Она не дала ему даже подумать о том, чтобы коснуться ее, и, быстро спустившись по лестнице, почти беззвучно скользнула в воду. Патрик последовал за нею, но далеко не так ловко и беззвучно, как она. (Попробуйте спуститься по скользким ступенькам, держась одной рукой!) Уоллингфорд, правда, догадался зажимать боковую стойку левым локтем; при этом большая часть усилий приходилась на правую, здоровую руку.
Они плыли рядом, и Дорис старалась не отплывать от него далеко; то поднимала голову, то лежала на воде, дожидаясь, пока он ее догонит. Они проплыли мимо дальнего конца причала, откуда были видны темные очертания самого большого домика и прочих строений поменьше; эти хибарки напоминали заброшенную деревню. Летние домики на другой стороне освещенного луной озера тоже были темны — наверно, их обитатели рано ложились спать и вставали с рассветом.
Помимо фонарика, направленного в сторону озера с причала, им был виден еще один огонек — в спальне Отто-младшего. Дорис оставила там гореть газовую лампу, чтобы малыш, проснувшись, не испугался в темноте. Окна в спальне были распахнуты, и она не сомневалась, что услышит плач сынишки, если тот проснется. Звук над водой разносится хорошо, особенно ночью, пояснила она.
Плавая, Дорис могла без труда разговаривать и ни разу не сбилась с дыхания. Она говорила и говорила, все ему растолковывая и поясняя. Например, она рассказала, что они с Отто-старшим так ни разу и не сумели поплавать ночью, нырнув с большого причала, поскольку их могли услышать другие Клаузены, обитавшие в соседних домиках Зато когда они спускались в воду с малого причала, им всегда удавалось искупаться незаметно для остальных.
Уоллингфорд отлично представлял себе, как шумные веселые Клаузены выбегают к «пивному» холодильнику, то и дело хлопая входной дверью, затянутой противомоскитной сеткой, и кто-нибудь говорит: «Смотри не напусти в дом москитов!»; слышится женский вопль: «Ой, собака-то вся мокрая!» или детский обиженный голосок: «Это не я, это дядя Донни!»
Наверняка какая-нибудь собака все же спускалась к воде и бессмысленно лаяла на Дорис и Отто-старшего, купавшихся голыми втайне от остальных. «Эй, кто-нибудь, пристрелите эту проклятую шавку!» — сердито кричал один из Клаузенов, а другой отвечал ему: «Да ладно тебе. Небось выдру почуяла. А может, норку». И кто-то третий, в очередной раз открывая или закрывая дверцу пивного холодильника, вносил наконец ясность: «Да нет, просто собака у нас дурная. Лает и лает, а когда надо, так молчит!»
Уоллингфорд не был до конца уверен, действительно ли они купаются вместе нагишом, или миссис Клаузен еще раз переживает свои ощущения от ночных заплывов с Отто-старшим. Но плыть рядом с нею Патрику было необычайно приятно, несмотря на печаль, окутавшую этот ночной обряд.
Когда москиты наконец их обнаружили, пришлось нырнуть и немного проплыть под водой. Впрочем, миссис Клаузен уже решила, что пора возвращаться.
— Ведь если все время нырять, — сказала она, — можно и не услышать плача маленького Отто или не заметить, что газовая лампа в его спальне погасла.
На ночном северном небе сияла луна, сверкали звезды; где-то кричала гагара, другая ныряла совсем рядом с купающимися. На мгновение Дорис и Патрику показалось, что они слышат отголоски какой-то песни. Может, кто-то из обитателей темных домиков на том берегу включил радио? Нет, решили они, не похоже.
Песенку эту, хорошо знакомую обоим, они узнали сразу. В ней, конечно же, говорилось о том, что кто-то по кому-то тоскует. Миссис Клаузен тосковала по своему покойному мужу. Патрик тосковал по миссис Клаузен, хотя, если честно, вместе они были только в его мечтах.
Дорис первой взобралась по лестнице на причал. Бредя по пояс в воде, он видел ее силуэт в ярком луче фонарика. Она быстро накинула халат, пока он с некоторым трудом взбирался на мостки, и посветила ему, чтобы он мог отыскать брошенное полотенце. Он поднял полотенце и снова обмотал его вокруг бедер, а она ждала, деликатно направив луч фонарика вниз. Потом взяла его за руку и повела в дом; он послушно пошел за ней.
Они заглянули к малышу. Уоллингфорд и понятия не имел, что для некоторых матерей смотреть на спящего младенца интереснее любого кино. Когда миссис Клаузен присела на кровать, любуясь сыном, Патрик сел с нею рядом. Ему, собственно, просто пришлось это сделать — ведь она по-прежнему не выпускала его руки. Казалось, перед ними совершается некое таинственное действо.
109 
