очень нудно 
53 
На миссис Клаузен кроме бюстгальтера уже ничего не осталось, и Патрик отлично видел, что грудь у нее прелестная — куда лучше, чем можно было предположить. В пупке у нее что-то поблескивало; Патрик слегка удивился, но рассматривать украшение не стал, опасаясь, что и оно будет связано с символикой «Грин-Бей Пэкерз».
— Близость к руке Отто — вот единственная близость с ним, которая мне теперь доступна, — решительно заявила миссис Клаузен. Столь свирепую решимость легко можно было принять за страсть. Но сильнее всего действовал на Патрика ее голос; он оказался совершенно не в состоянии ему сопротивляться.
Миссис Клаузен прижала его к прямой спинке стула, наклонилась, расстегнула ремень у него на брюках, рывком сдернула их, а когда опомнившийся Патрик попытался ее удержать или хотя бы сесть прямо, решительно стащила с него и трусы. Затем она оседлала его и быстро задвигалась вверх-вниз, шлепая ему по лицу грудями — она все делала так быстро, что он и не заметил, когда она все-таки сняла с себя бюстгальтер.
— Но ведь мне пока не пришили его руку, — возразил Патрик Господи, ну когда он мог сказать женщине «нет»?
— Пожалуйста, постарайтесь относиться ко мне с уважением, — шепотом попросила она. Ах, какой это был шепот!
Он ощущал ляжками ее маленькие крепкие ягодицы, теплые и гладкие, а колокольчик в пупке вызвал у него даже больший прилив страсти, чем ее соблазнительные груди, и чуть не довел до оргазма. Шея Патрика была мокра от ее слез, но он чувствовал ее уверенную руку: она активно ему помогала.
А его руку миссис Клаузен нежно прижимала к груди — нет, не здоровую правую руку, а левую культю! И при этом шептала:
— Что это ты делаешь, а?.. Ничего особенного, правда?.. — И вдруг спросила: — Разве ты не хочешь сделать ребенка?
— Я очень уважаю вас, миссис Клаузен… — заикаясь, пробормотал Патрик, оставив, впрочем, всякую надежду на сопротивление и ему, и ей было ясно, что он окончательно сдался.
— Пожалуйста, называй меня Дорис, — проговорила сквозь слезы миссис Клаузен.
— Дорис?
— Да. Уважай меня, уважай! Вот все, о чем я тебя прошу! — Она уже рыдала.
— Но я вас уважаю! Я очень уважаю… тебя, Дорис! — заверил ее Патрик и правой рукой невольно провел по ее пояснице.
Он сделал это так, словно они давно уже спали в одной постели и даже в темноте рука сама находила путь к любой части ее тела. Он мог бы поклясться, что волосы у нее мокрые — да, мокрые и холодные, словно она только что плавала в реке или в озере!
Она наверняка знала, что у нее овуляция, думал он позже, женщина, которая в течение долгого времени пытается забеременеть, не может не знать таких вещей. Дорис Клаузен, по всей вероятности, понимала: причина того, что столь желанная беременность никак не наступает, кроется в Отто.
— Ты ведь милый, правда? — страстно лепетала миссис Клаузен, покрывая здоровую руку Патрика поцелуями. — Ты же хороший?
Хоть Патрик и был предупрежден заранее, что ей захочется это выяснить, он никак не ожидал, что она именно так его об этом спросит. Впрочем, не ожидал он и того, что станет заниматься с нею сексом. И, по правде говоря, секс с Дорис Клаузен оказался куда более насыщенным истинной страстью, чем все прочие любовные истории в его жизни. Если не считать, разумеется, тех эротических сновидений, в которые он погружался в Джунагадхе благодаря темно-синим капсулам. Но теперь тот необычный анальгетик стал для него совершенно недоступен — его невозможно оказалось раздобыть даже в Индии, — да и те невероятные сны никак нельзя было поставить в один ряд с обычным сексом.
Кстати, к вопросу о заурядном сексе: единственный половой акт со вдовой Отто Клаузена, занявший, кстати, не так уж много времени, полностью затмил воспоминания Патрика о любовных играх, которым они с Эвелин Арбутнот предавались в Киото, и о бурном романе с высокой блондинкой-звукооператором, ставшей свидетельницей нападения льва.
Между прочим, несчастная девушка ныне вернулась в Гамбург и все еще продолжала лечиться после испытанного шока. Правда, Уоллингфорд подозревал, что она куда сильнее страдает из-за своего падения в тележку с сырым мясом, чем из-за того, что лев отгрыз «бедному Патрику» левую кисть.
— Ведь правда же, ты хороший и добрый? — все повторяла Дорис. Лицо Патрика было мокро от ее слез, а ее маленькое сильное тело заставляло его совершать такие мощные рывки, что он с трудом расслышал собственный ответ. Зато доктор Заяц и другие члены бостонской команды, ожидавшие в приемной, наверняка его расслышали — жалостный вопль, донесшийся вдруг из-за дверей кабинета:
53 
