Последние отзывы

  98  

Но беда заключалась в том, что существовало очень мало занятий, которые привлекали Гарпа, к тому же у него не было никакой специальности. Он мало что умел делать профессионально. Да, он мог писать и, когда писал, чувствовал, что у него получается великолепно. Но работать он хотел для того, чтобы побольше узнать о других людях и излечиться от подозрительности. Работа заставит его хотя бы общаться с людьми. Если же не стоять над ним с палкой, он так и будет прозябать в четырех стенах.

После школы Гарп отбросил всякую мысль о работе, чтобы свободно отдаться писательству. Теперь же ради этого самого писательства он жаждет работать. „Моему воображению не хватает людей, — размышлял Гарп. — Наверное, я всегда любил очень немногих, и потому уже несколько лет никак не могу создать вещь, которая нравилась бы мне самому“.

— Я пошел! — крикнул Данкен, и Гарп тут же очнулся от своих нелегких раздумий.

Данкен надел на спину ярко-оранжевый рюкзак, к которому снизу был привязан скатанный валиком желтый спальный мешок. И рюкзак и мешок Гарп покупал сам, выбрав самые яркие цвета. Такой рюкзак и не захочешь — заметишь.

— Давай я тебя подвезу! — отозвался отец. Но Данкен опять выкатил глаза:

— Мама ведь на работе, а машина у нее.

Действительно, Гарп сконфуженно улыбнулся. И вдруг увидел в окно, что Данкен выводит велосипед.

— Может, пойдешь пешком? — крикнул он, выглянув в дверь.

— Почему? — в полном отчаянии отозвался Данкен.

Потому что вдруг тебя сшибет машина, за рулем которой пятнадцатилетний сорвиголова или пьяный, потерявший рассудок, хотел сказать Гарп, и твоя чудесная теплая грудная клетка хрустнет, как скорлупа ореха, твой дивный череп расколется, и какой-нибудь осел завернет твое теплое тельце в старый половик, как будто ты чей-то раздавленный пес, найденный в канаве. Соберутся вокруг тебя местные зеваки и начнут гадать, из какого ты дома: „По-моему, из того зеленого с белым на углу Элм-стрит“. Потом кто-нибудь повезет тебя домой, позвонит и скажет мне, указав на сверток, лежащий в луже крови на заднем сиденье: „Простите, пожалуйста, — это не ваш?..“ Но ничего этого Гарп не сказал, а только рукой махнул.

— Ладно, поезжай на велосипеде, Данкен. Только будь осторожен.

Он проследил, как сын пересек улицу, быстро крутя педали, проехал квартал и на повороте огляделся по сторонам. „Молодец! Не забыл просигналить рукой! Но, может, это только для моего спокойствия?!“

А чего беспокоиться? Тихий пригород уютного городка, благоустроенные зеленые участки, коттеджи на одну семью — здесь жили в основном преподаватели университета; лишь изредка встретится дом повыше — он разбит на квартиры, которые снимают студенты-выпускники. Мать Ральфа тоже, кажется, выпускница, из породы вечных студентов, живет она в коттедже, и лет ей даже больше, чем Гарпу. Ее бывший муж, преподаватель университета, учит студентов каким-то точным наукам и платит за ее обучение. Хелен слышала, что он сейчас живет со студенткой.

Вполне возможно, подумал Гарп, что миссис Ральф прекрасная женщина: у нее есть сын, и она его, несомненно, любит. Несомненно и то, что она всерьез озабочена будущим. Была бы она только повнимательней ко всему. Легкомыслие опасно, ведь все в жизни так хрупко, так легко бьется.

— Хэлло! — произнес кто-то.

Гарп оглянулся — никого уже нет, а может, и не было. Он вдруг осознал, что стоит босиком (была ранняя весна и у него озябли ноги) на тротуаре перед домом и держит в руке телефонный справочник. Он с радостью бы еще пофантазировал о М.Неффе и консультациях по вопросам семьи и брака, но было поздно, надо готовить ужин, а он сегодня даже в магазин не ходил. Слышалось гудение движков, питавших холодильные камеры супермаркета в соседнем квартале. (Из-за этого они сюда и перебрались: чтобы Гарп ходил в магазин пешком, а машиной пользовалась Хелен — ездила в университет. Да и парк поблизости, где Гарп бегал трусцой.) В дальнем конце супермаркета работали мощные вентиляторы: Гарп слышал, как они высасывают из проходов застоявшийся воздух, и различал едва ощутимые запахи еды, разносившиеся по всему кварталу. Ему это нравилось. Он был прирожденным поваром.

Гарп делил свой день между письменным столом, за которым писал или пытался писать, бегом и стряпней. Вставал рано и сразу же готовил завтрак для себя и детей; дома никто не обедал, но к ужину собирались все, и Гарп каждый день готовил вечернюю трапезу. Это было священнодействие, хотя результат был не всегда одинаков. Если ему не писалось, он наказывал себя изнурительным бегом, но, бывало, творческие потуги так изматывали его, что он едва мог пробежать милю. Тогда Гарп готовил на ужин какое-нибудь потрясающее блюдо, спасая самолюбие и вознаграждая себя за дневные неудачи.

  98