очень нудно 
71 
— Откуда это ты, Филипп? Что за моду взяли — по кладбищу с мешками разгуливать? Дороги для вас нету?
— Да я это, вишь, так… Вишь, свернул маленько, — заблеял Филя и уж так старательно начал осматриваться кругом, как будто тут не беломошник растет, а золото рассыпано.
Лиза пощупала рукой в мешке. Зерно.
— Ох, прохвосты, жулики! Дак это вы с молотилки жито воруете!
— Да ты что — спятила? — ахнул Филя.
— Не спятила! Откуда еще хлеб можно взять? Вон как! Люди — в чем душа держится, а мы дорожку к молотилке проторили. Через кладбище. Никто не увидит, не догадается…
Филя божился, заклинал ее: нет и нет, близко у молотилки не был, — и под конец, когда она, распалившись, уже перешла на крик, признался: на складе получил.
— На складе? — страшно удивилась Лиза. — Да когда об эту пору колхозникам на складе давали? Заповедь не выполнена…
— Председатель немножко выписал. Для плотников… Только ты не сказывай никому. Нельзя это… Чтобы тихо все…
— А Михаил-то наш тоже получил?
— Не знаю, девка. Я вроде как его там не видел.
— Как не видел? На складе не видел или в ведомости?
— На складе.
Лиза наконец отпустила Филю — чего зря воду в ступе толочь — и, вздохнув, пошла к могиле.
Нет, тут что-то не то, подумала она. Михаила не видел… А почему? Иголка Михаил-то?
Она посмотрела вокруг, покачала сокрушенно головой и побежала к своим.
2
Слух о том, что в колхозе дают хлеб, с быстротой ветра облетел утреннее Пекашино. Жнеи, доярки, молотильщицы, подвозчицы кормов — все кинулись к хлебному складу на задворках у Федора Капитоновича.
Василий Павлович, колхозный кладовщик, не растерялся — вовремя успел выкатить к дверям какую-то старую телегу, бог весть почему оказавшуюся в хлебном складе, и это больше всего выводило из себя разъяренных баб.
— Вот как! Мы не люди? Нам не то что хлеба — ходу на склад нету!
— Да это с кем ты придумал?
— Бабы, чего на него смотреть? Нажимай!
Телега затрещала, сдвинулась с места, но Василий Павлович уперся своими толстыми коротышками и откатил назад.
Тогда тихая, набожная Василиса решила пронять его жалобным словом:
— Ты, Васильюшко, неладно так делаешь. Раз уж одним дал, дак и других не обижай. Мы в войну из хомута не вылезали и тепереча на печи не лежим. А поисть-то хлебца, Васенька, всем охота…
— Дура! — завопили со всех сторон на Василису. — Нашла кого уговаривать да совестить.
— Ему что! Он, боров, рожу наел — разве поймет нашего брата?
Тут в кладовщика через головы баб полетели камни и палки — это уж Федька Пряслин со своей бандой вступил в работу. Никто из ребят в это утро не дошел до школы, все завязли в заулке у склада. Орали, толкались, колотили матерей по спинам, по тощим задам, готовы были зубами прогрызть себе лаз в склад: теплым зерном несло оттуда.
Один камень угодил кладовщику в плечо, и Василий Павлович заорал благим матом:
— Да вы что — с ума посходили? Я, что ли, председатель? Мое дело выдать, когда бумага есть. А где у вас бумага?
— А и верно, бумаги-то у нас нету, — спохватился кто-то в толпе.
— К председателю надо!
— Да где он, председатель-то? Еще даве чуть свет в поскотину укатил.
— Неужели?
— Дак это они сговорились, сволочи!
— Знамо дело — не без того же.
— Ну и паразиты! Ну и прохвосты!
— Кто паразиты? Кто прохвосты? Кому нужна подмога Советской Армии?
Егорша подходил к складу — его беззаботный и ликующий голос взмыл над орущей толпой.
Нюрка Яковлева схватилась за платок, Манька Иняхина, коротыга, привстала на цыпочки, да и другие бабы, которые помоложе, не отвернулись. Не часто, не каждый день такое увидишь: руки в брюки, хромовые сапожки горят на ноге, и улыбка во всю ряху — своя, нашенская, от души.
— Ну, из-за чего разоряемся? — спросил Егорша, игриво щуря свой синий глаз. — Почему шуму много, а драки нет?
— Да в том-то и беда, что драка, — отозвался из склада Василий Павлович.
— Какая драка? Штаны с тебя снимают, а ты упираешься? — Егорша опять по-свойски подмигнул, адресуя свою улыбку сразу всем бабам.
— Хлеб требуют. Хлеб приступом хотят взять.
— Хлеб? Какой хлеб? — Егорша перестал улыбаться.
— Какой, какой! Известно какой. У людей перво-наперво как бы с государством рассчитатья, заповедь выполнить, а у нас первая забота — как бы брюхо свое набить…
71 
