очень нудно 
110 
В зарослях пляшут тени, с болота доносятся невообразимые звуки, ветер то удаляет их, то приближает. Ленноксовы нервы гудят; заправка кажетей зловещей декорацией. Леннокс снова думает об антидепрессантах, мысли перепрыгнули сами собой, незаметно. Капсулы, такие гладенькие, проскальзывают в горло мужчины, ненавидящего глотать что бы то ни было. Он вспоминает, как мать кричала на него за обедом — он не мог есть рагу» жир на мясе походил на сопли, мясо походило на мясо. Он прятал непрожеванное за щеку, извинялся, бежал в туалет и там выплевывал или вызывал рвоту. Джеки ябедничала. «Это мерзко», — говорила она, искренне возмущенная. Усталое сочувствие в отцовых глазах: «Съешь хоть немного, сынок. Тебе нужно поесть». Мать выходила из себя, набрасывалась с лишенными логики заявлениями: «Это лучшее мясо для рагу!»
Уже тогда он не понимал, как мясо, всего-навсего подходящее для рагу, можно называть «лучшим».
Приближается еще одна машина, Леннокса после прилива радости охватывает парановдальный ужас. «Уже все сроки продели. Где Джинджер? Может, он вообще не приедет». Надо было объяснить, насколько дело важное, жизнь на кон поставлена. «Наверно, Долорес не пустила. Подумала, что Джинджер на пышку намылился. Если только...
Если только сеть копов-педофилов не простирается по всей Флориде и Джинджер тоже не втянут. Достаточно вспомнить, как он пялился на соплячку в стрип-клубе.
Спокойно, Леннокс, соберись».
Леннокс не может вдохнуть. Хватает ртом воздух. А воздух тяжелый, будто полон мелких железяк, рвущих легкие. Оказаться бы сейчас подальше от Тианны. Не должна она видеть его таким. Ей от него больше вреда, чем пользы.
Автомобиль приближается, тормозит. В густой, сдобренной болотными испарениями темноте Леннокс не может его разглядеть. Похож на внедорожник. Останавливается в нескольких футах от «фольксвагена». Леннокс холодеет. Нет, это не Джинджер. Это Диринг приехал, конечно, Диринг.
— Садись в машину, — не своим голосом кричит Леннокс. Тианна повинуется, он прыгает за руль. Еще эти стекла в темноте блестят, и тени от деревьев пляшут: вообще ничего не видно.
Стук в лобовое стекло.
— Леннокс! Нашел место в прятки играть, так тебя и так!
Из темноты проступает Джинджерова щекастая физиономия. Тианна подпрыгивает от страха, Леннокс вздыхает с облегчением.
—Джинджер! Слава богу!.. — Леннокс обнимает гулкий, как бочонок, торс. С Джинджером приехала Долорес. Терьер Храброе Сердце выпрыгнул из машины, отбежал назад, заходится лаем. Из густых, как стена, зарослей отвечают утробным ревом.
— Как ты сказал — Джинджер? — улыбается Долорес, прежде чем позвать пса, который вынюхивает кого-то у изгороди.
— Мало ли дурацких кличек! — недовольно перебивает Эдди Роджерс и кричит вслед Долорес, бросившейся к собаке: — Цыпонька, это же шутка! — Следующая реплика адресована Ленноксу: — Извини за опоздание. Нужно было заехать за...
Из «доджа» выбирается Труди. На ней длинная синяя юбка, волосы распущены. Она вроде собралась упрекать, но Леннокс делает шаткий шаг, другой — и Труди выдыхает только:
- Рэй!
— Прости меня, — хрипло шепчет Леннокс, вынужденный этим «Рэй!» приблизиться и обнять ее. Дрожит, когда ее тонкие, несколько жилистые руки обвивают его, стискивают, точно голодный питон. Ее запах проникает сквозь сомкнутые веки, просачивается в мозг. — Я должен был попробовать помочь. Я должен был ввязаться. Не знаю почему, — бормочет Леннокс, — не знаю почему.
В уши льется мягкий голос Труди, Леннокс вдруг понимает, как ему нравится ее выговор, ее манера четко произносить каждое слово, свойственная представителям эдинбургского среднего класса.
— Рэй, ты не виноват в смерти Бритни Хэмил. Ты не виноват.
— А кто виноват? — Леннокс вспоминает, как его временно исключили из школы за то, что он залил коридор водой из пожарного шланга. Мать, обезумевшая от позора, в ответ на его неубедительные оправдания повторяла: «А кто, по-твоему, виноват?»
— Мерзавец, который ее убил, — воркует Труди, будто сказку ребенку на ночь читает. — Он виноват, а не ты.
Теперь Ленноксу вспомнилась мать Бритни, Анджела Хэмил. Она тоже говорила:
— Вы не виноваты. Вы сделали все что могли...
И тогда Рэй Леннокс, в приступе честности, признался этой убитой горем женщине:
— Нет, не все... Я ошибся. Я виноват, потому что составил о вас неправильное представление. Мне казалось... Я мог ее спасти! Он измывался над ней целых три дня!.. Я мог ее спасти.
110 
