очень нудно 
64 
Вон возвышается не совсем достроенное здание законодательного собрания. А задумано великолепно: внушительное, гранитное, в классическом стиле! Очень в духе людей с высоким самомнением. И такой уверенностью в своем превосходстве, что и войну они собирались вести не иначе как далеко на Севере. Заварить всю эту кашу и не пострадать. В бинокль видны развалины железнодорожного вокзала, еще курящиеся дымом. На улицах суета: население в панике, оттого что гигантская армия синих забралась так далеко на Юг. Улицы бурлят.
Вновь поднеся к глазам бинокль, он увидел конницу конфедератов, уходящую из города по северной дороге. У пакгаузов негры — растаскивают из вагонов мешки с зерном и бог знает с какими еще припасами, — а ведь все это и ему не лишнее. Подозвав адъютанта, он приказал отцепить одну из Ховардовых двадцатифунтовых пушек да и влепить туда две-три разрывные бомбы, разогнать мародеров. А заодно и вон туда, — сказал он, вновь бросив взгляд на Капитолий штата, над которым развевался флаг Конфедерации. Часом позже и он, и его штаб были уже на пути в город в авангарде корпуса. Ветер усилился, и кони капризничали, сбивались с аллюра и задирали морды, нюхая воздух. А потом как-то вдруг он оказался на рыночной площади, где из толпы вышел престарелый мэр, поприветствовал его и заверил, что со стороны граждан Колумбии актов сопротивления не будет. Заметив, что толпа собралась порядочная, Шерман тоже решил сказать два слова. А с нашей стороны, господин мэр, — возвысив голос, заговорил он, обведя взглядом толпу зевак, — позвольте вас заверить в совершеннейшем нежелании причинять вред ни вашим гражданам, ни их собственности. Задержавшись здесь, мы лишь избавим вас от того имущества и техники, в коих вы не имеете более нужды.
В этот момент Шерман почуял дым, привстал на стременах и, глядя поверх толпы, увидел, что в боковой улочке, состоящей из коммерческих складов, горят сложенные штабелями кипы хлопка. Один из его генералов не мешкая отдал приказ, и тушить огонь послали роту солдат. Войдя в неожиданный и трогательный контакт с местной пожарной командой, вскоре они уже работали с ее бойцами бок о бок.
Позже, облюбовав себе дом в нескольких кварталах от Капитолия и развернув там штаб, Шерман надиктовал приказы о разрушении арсенала и других военных, железнодорожных и промышленных объектов, а также общественных зданий, если таковые находятся в ведении не муниципальных, а, так сказать, центрально-конфедеративных органов власти. После чего приготовился милостиво принимать неизбежных просителей. Однако первый же вошедший в его дверь визитер, монахиня в струящейся черной сутане, заставил его занять нетипичную для него оборонительную позицию. Это была мать Анна Мария, аббатиса монастырской школы для девочек, и она требовала от него охранную грамоту. Вам нет нужды беспокоиться, — отвечал он. — С вами все будет хорошо. Если это правда, — настаивала аббатиса, — то какая вам разница, напишите это черным по белому. Армия Соединенных Штатов не воюет с монастырями, — заупрямился Шерман и сделал движение, как бы готовясь выпроводить монахиню за дверь. Та, однако, не шевельнулась. В гневе Шерман черкнул ей искомую записку и сунул в руки. Когда она ушла, он вновь, как это часто с ним бывало в городах, почувствовал тревогу. Но сейчас тревога не была безотчетной. Его тревожила и раздражала вполне определенная вещь. Какая? Да вот же: вой какой-то! В комнате раздавалось некое подвывание, и, лишь все детально исследовав, он обнаружил, что это воет ветер в щелях старых, плохо пригнанных оконных рам. А звук — прямо будто плакальщицы рыдают. Он стал смотреть, как этот ветер играет складками прозрачных штор, качает их, скручивает и раскручивает, так что кажется, будто они пляшут танец дервишей.
Стивен Уолш тоже успел наглядеться на горящие кипы хлопка, сложенные на вывоз штабелями, загромоздившими целый квартал. Его роту, проходившую по примыкающей улице, бросили на смену подразделению, которое, помогая пожарной команде, под руководством местного брандмайора прокладывало рукава и обеспечивало работу насосов.
Через полчаса огонь взяли под контроль, и скоро от него не осталось и следа, если не считать черных куч, в которые превратились испорченные тюки, да отдельных завитков дыма, уносимых ветром. Огонь умирает как живое существо, — подумалось Стивену. — Борется яростно, гибнет драматично. Я проиграл, мне конец, ты видишь, я умираю, — как будто шепчет дым.
64 
