очень нудно 
34 
Майкл испытывал нечто большее, чем удовлетворение. Однако деньги, полученные по отцовской страховке и за продажу дома в Новом Орлеане, были на исходе, и Майкл нашел себе работу: стал помощником плотника, реставрировавшего в Сан-Франциско прекрасные здания Викторианской эпохи. Он трудился неполный день и вновь, как когда-то, начал штудировать книги по архитектуре.
К моменту получения Майклом степени бакалавра его прежние друзья по Новому Орлеану вряд ли смогли бы его узнать. Телосложением он по-прежнему походил на футболиста, а плотницкое ремесло помогало поддерживать отличную форму: плечи стали еще более мощными, а грудная клетка раздалась вширь и окрепла. Прежними оставались лишь темные вьющиеся волосы, большие голубые глаза и россыпь веснушек на щеках. Но теперь при чтении он надевал очки в темной оправе и предпочитал носить свитер крупной вязки и твидовый пиджак со специальными заплатами на локтях, из правого кармана которого выглядывала трубка – еще одна приобретенная им новая привычка.
В двадцать один год он одинаково свободно чувствовал себя, когда забивал гвозди в деревянные стропила дома и когда лихорадочно стучал двумя пальцами по клавишам пишущей машинки, печатая курсовую работу под названием «Преследование колдовства в Германии в XVII веке».
Через два месяца после начала работы над дипломом Майкл начал параллельно готовиться к сдаче экзаменов на подрядчика. К тому времени он уже освоил малярное дело, познакомился с тонкостями работы штукатура и умел правильно уложить черепицу на крыше. Ему были под силу все виды реставрационных работ любой сложности, какие только могли входить в будущие заказы.
Глубоко скрытая неуверенность, внутреннее ощущение незащищенности не позволили Майклу бросить занятия в университете. Однако к моменту окончания учебы он уже твердо знал, что никакой кабинетный труд, сколь бы напряженным и интересным он ни был, не сможет принести ему такое удовлетворение, как возможность делать что-то своими руками, работать на свежем воздухе, лазать по лестницам, стучать молотком… Никакие кабинетные изыскания не способны заменить приятную физическую усталость во всем теле под конец рабочего дня и прекрасные здания, которые он реставрировал.
Майклу доставляло неизмеримое удовольствие видеть результаты своего труда: отремонтированные крыши и лестницы, сияющие блеском полы, еще недавно казавшиеся безвозвратно утраченными. Ему нравилось шкурить и лакировать изящные старые столбы винтовых лестниц, балюстрады и дверные коробки. Всегда готовый познавать новое, он учился у каждого рабочего, с которым доводилось вместе трудиться, а иногда удивлял архитекторов, делая для себя копии чертежей, чтобы потом детально их изучить. И при всей своей загруженности Майкл успевал прочитывать или хотя бы просматривать огромную массу книг, журналов и каталогов по реставрации и по Викторианской эпохе.
Любовь Майкла к домам была сродни любви моряков к своим кораблям – иногда казалось, что они представляют для него гораздо большую ценность, чем люди. После работы он часто в одиночестве бродил по комнатам, которым подарил новую жизнь, и с нежностью трогал подоконники, медные ручки и ровную штукатурку стен, словно ведя с ними неспешную беседу.
Через два года Майкл получил звание магистра истории. Но еще раньше он сдал экзамены на подрядчика и основал собственную компанию. Эти события в его жизни совпали по времени со студенческими беспорядками в университетских городках Америки. Молодежь активно протестовала против войны во Вьетнаме и еще более активно употребляла галлюциногенные наркотические препараты, ставшие поголовным увлечением юных обитателей сан-францисского Хейт-Эшбери.
Мир «детей цветов» – хиппи, мир политических революций и трансформации личности через наркотики никогда особо серьезно не трогал Майкла, оставался чуждым и не до конца понятным ему. Да, он танцевал в «Авалоне» под музыку «Роллинг Стоунз», пробовал курить «травку», постоянно жег ароматические палочки. Да, он крутил пластинки с записями Бисмиллы Кан и Рави Шанкара. Он даже ходил с одной своей молоденькой подружкой на «Погружение» – многолюдное сборище в парке Голден-Гейт, где Тимоти Лири призывал новообращенных «настроиться, включиться и выпасть из реальности». Но все это вызывало у него лишь сдержанное любопытство.
Майкл-историк не мог поддаться на раздававшуюся со всех сторон пустопорожнюю, а зачастую и глупую революционную риторику. Он только посмеивался втихомолку над доморощенным марксизмом своих друзей, которые, похоже, сами ничего не знали о человеке труда. А видя, как мощные галлюциногены разрушают душевное спокойствие, а иногда и вовсе лишают разума тех, кого он любил, Майкл приходил в ужас.
34 
