ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Всего одна неделя

Ну, так себе, если честно. Роман пустышка >>>>>

Крысявки. Крысиное житие в байках и картинках

Шикарная книга, смеялась зажимая рот рукой, чтобы домашние не подумали, что с ума сошла. Животных люблю, к крысам... >>>>>

Открытие сезона

На 3, не дотягивает >>>>>




  130  

— Когда-то мы читали здесь с сыном. А потом…

Лизель потрогала рукой воздух у себя за спиной. Увидела мальчика и его мать, которые читают на полу, и малыш тычет пальцем в картинки и слова. Потом она увидела войну под окном.

— Я знаю.

Снаружи вошло восклицание.

— Что ты сказала?

Лизель резким шепотом ответила через плечо:

— Молчи, свинух, и следи за улицей. — А Ильзе Герман она плавно протянула другие слова. — Так, значит, все эти книги…

— В основном — мои. Некоторые — мужа, некоторые были сына, как ты знаешь.

Теперь смущение возникло со стороны Лизель. У нее вспыхнули щеки.

— Я всегда думала, что это комната бургомистра.

— Почему? — Женщина как будто удивилась.

Лизель заметила, что на носках тапочек у нее тоже свастики.

— Ну, он же бургомистр. Я думала, он много читает.

Женщина сунула руки в карманы халата.

— В последнее время эта комната полезнее всего была для тебя.

— Вы читали вот это? — Лизель протянула «Последнего человеческого чужака».

Женщина присмотрелась к заглавию.

— Читала, да.

— Интересно?

— Ничего.

Лизель не терпелось сбежать, но вместе с тем она понимала, что, как никогда, должна задержаться. Открыла рот, но доступных и слишком быстрых слов было слишком много. Раз за разом девочка пробовала ухватить какое-нибудь, но бургомистрова жена взяла инициативу на себя.

Она увидела за окном лицо Руди, а точнее — его пламенные волосы.

— Наверное, тебе пора, — сказала она. — Он тебя заждался.


По пути домой они ели.

— Там точно ничего больше не было? — спросил Руди. — Поди было.

— Нам и с этим уже повезло. — Лизель внимательно посмотрела на подарок в руках у Руди. — Скажи честно. Ел, пока я была там?

Руди возмутился:

— Эй, это же ты вор тут, а не я.

— Не бреши, свинух, у тебя сахар на губе.

В панике Руди перехватил блюдо одной рукой, а другой испуганно отер губы.

— Ни одного не съел, клянусь.


Половина печенья исчезла еще до того, как вышли на мост, а остатком они поделились на Химмель-штрассе с Томми Мюллером.

Когда всё доели, остался только один вопрос, и его задал Руди.

— Что будем делать с этим чертовым блюдом?

КАРТЕЖНИК

Примерно в то же время, когда Руди с Лизель ели печенье, в городке недалеко от Эссена играли в карты свободные от дежурства солдаты ЛСЕ. Они только что вернулись из длительной поездки в Штутгарт и теперь играли на сигареты. Райнхольду Цукеру не везло.

— Клянусь, он мухлюет, — бормотал он. Солдаты сидели в сарае, который служил им казармой, и Ганс Хуберман только что выиграл третий кон подряд. Цукер с досады швырнул карты на стол и запустил в сальные волосы трезубец грязных ногтей.

* * * КОЕ-ЧТО О РАЙНХОЛЬДЕ ЦУКЕРЕ * * *

Ему двадцать четыре. Когда выигрывает кон в карты, он злорадствует — подносит тонкие цилиндрики табака к носу и жадно тянет ноздрями.

— Запах победы, — говорит он.

Да, и вот еще что. Он умрет с открытым ртом.

В отличие от молодого человека по левую руку, Ганс Хуберман не злорадствовал, выигрывая. Он даже великодушно вернул всем товарищам по одной сигарете и поднес огня. Предложение приняли все, кроме Цукера. Тот схватил подношение и швырнул обратно в середину перевернутого ящика.

— Не надо мне твоих подачек, старик. — Встал и вышел.

— Что это с ним? — спросил сержант, но никто не потрудился ответить. Райнхольд Цукер был просто двадцатичетырехлетним мальчишкой, которому, хоть тресни, не везло в карты.

Не проиграй Цукер своих сигарет Гансу Хуберману, он не стал бы презирать Ганса. А не презирай он его, не занял бы место Хубермана в грузовике через несколько недель на вполне безобидной дороге.

Одно место, двое мужчин, короткий спор и я.


Убиться легче, как люди гибнут.

СНЕГА СТАЛИНГРАДА

В середине января 1943 года Химмель-штрассе была сама собой — темным и унылым коридором. Лизель закрыла калитку, дошла до дверей фрау Хольцапфель и постучала. Открывший ее удивил.

Сначала Лизель подумала, что это сын фрау, но мужчина не походил ни на одного из двух братьев на фотографиях в рамке у двери. К тому же он выглядел слишком старым, хотя сказать трудно. Щеки его пестрила щетина, а глаза словно кричали от боли. Из рукава шинели спадала забинтованная рука, и сквозь повязку проступали кровавые вишни.

  130