125 
Между Четырнадцатой и Пятнадцатой партиями я обедал с гроссмейстером международной категории Уильямом Харстоном и выудил из него пару наблюдений. Мы вместе учились в школе, еще в те времена, когда шахматы в этой стране были в высшей степени любительским занятием и представления о британском гроссмейстере были столь же умозрительными, как о йети. В нашей школе существовало два верных способа избегнуть дождя на площадке в обеденное время. Те, в ком не было духа состязательности, присоединялись к клубу филателистов, все прочие — к шахматистам. (Я пошел к филателистам.) Впоследствии я отслеживал достижения Харстона издалека: лучшие доски Англии, шахматный обозреватель Independent, штатный шахматный эксперт на Би-би-си. В последний раз мы с ним виделись на благотворительном турнире по синхронным шахматам, куда он меня пристроил только для того, чтобы меня там порвал, как тузик грелку, некий вундеркинд четырнадцати лет от роду (что гораздо более унизительно, чем когда о тебя вытирает ноги Спилман).
Харстон выигрывал у Найджела Шорта дважды в жизни, с общим счетом 2:1, хотя и полагает, что обе эти победы пришлись на те времена, когда Найджел еще не начинал бриться. Неплохо разбираясь в психологии своей индустрии, он склонен относиться к происходящему более дистанцированно и смотреть на весь этот паноптикум с высоко поднятой бровью — подпадая таким образом скорее под ярлык «предатель», чем «полоумный». К примеру, у него вызывает сомнения новый официальный курс насчет Шорта: что, мол, раз уж он не сможет продемонстрировать чудесное исцеление, то сейчас он «учился играть» с Каспаровым, навырост. По мнению Харстона, следующего раза не будет: «Если вернуть Шорта в мировую классификацию, он окажется девятым, при том что пятеро игроков впереди него будут моложе, чем он».
Это обстоятельство позволяет предположить, что Профессиональная Шахматная Ассоциация не развалится сразу после окончания турнира. Мнение Харстона касательно маркетинговых возможностей шахмат оказалось не столь категоричным, как я ожидал… Но теннис и гольф? А почему бы и нет, ответил он. Он считает, что игроков можно раскручивать не хуже, чем гольфистов, и обращает внимание, что последний матч Карпов-Каспаров в 1987 году в Севилье привлек баснословную телеаудиторию из 18 миллионов испанцев. На мой вопрос, каковы шансы того, что другие гроссмейстеры бросят FIDE и сделают ставку на Профессиональную Шахматную Ассоциацию, он ответил с этаким добродушным цинизмом: «Путь к сердцу шахматиста лежит через его бумажник». Разумеется, в этом смысле шахматисты не слишком отличаются от всех прочих; напротив, в их случае кардиоэкономическая связь тем более понятна. Лучшие из лучших игроков всегда могли заработать себе на жизнь, но редко в каких других профессиях (за исключением, пожалуй, поэзии) кривая прибыли так резко ухает в пропасть, когда она расходится с кривой квалификации. Гроссмейстер международного класса Кол ин Крауч — тридцатый примерно в рейтинге шахматист Англии — отсутствовал на матче Каспаров-Шорт девять дней, чтобы сыграть в турнире на острове Мэн. Главным призом были всего-то £600, и, несмотря на яркий старт, Крауч вернулся домой, насилу отбив свои расходы. Такова суровая правда жизни, даже и у сильных игроков: маленькие турниры, маленькие деньги, локальная слава. Пару лет назад на одном из гроссмейстерских турниров в Испании Харстон проделал следующие подсчеты: если предположить, что весь наличный призовой фонд будет поделен между гроссмейстерами поровну (а там были и несколько мощных международников, которые тоже готовы были поработатьлоктямизасвою добычу), то их средний заработок составит между £2 и £3 в час. Минимальная заработная плата сборщиков грибов, выращенных промышленным способом, на севере Англии — которые устроили демонстрацию во время прошлогоднего букеровского банкета — была £3,74 в час[169].
Харстон убежден, что жажда наживы и политиканство ПША серьезно отвлекали Шорта — впервые вступившего в борьбу за титул чемпиона мира — от дела. Более того, ему (как и Кейти Форбс) кажется, что на подсознательном уровне Шорт и не собирался выигрывать у Каспарова и поэтому всю свою энергию вложил вто, чтобы добиться наилучших условий оплаты за каждый день игры. По мнению Харстона, это фундаментальное недоверие к собственным силам также пропитало собой всю игру англичанина. «У меня такое ощущение, что Шорт пытается доказать себе, что он не боится Каспарова — но он боится». Харстон восхищается тем, что он называет «классическим, корректным шахматным стилем» Шорта, и хвалит его тактику против Карпова, когда он варьировал свои дебюты таким образом, чтобы загнать русского в пагубные для него слишком долгие периоды обдумывания. Это один из тех фундаментальных навыков, на которых строится успешная игра в турнире. «История чемпионатов мира по шахматам, — утверждает Харстон, — показывает, что единственный способ нанести поражение великому игроку — это загнать его в такую ситуацию, где его сильные стороны обернутся против него самого». Это то, что Ботвиннике 1960 году очень лихо проделал в игре против Таля. Я спросил Харстона, из каких сильных сторон Каспарова мог извлечь преимущество Шорт: «Нетерпеливость».
125 
