очень нудно 
38 
Я покрылся холодным липким потом, меня затошнило — более противного ощущения я не знаю. В такие моменты хочется упасть на землю и прижаться к ней, больше тут ничего не придумаешь. Оглядевшись, я швырнул газеты в мусорный бак, словно меня могли арестовать за них, словно они-то и доказывали мое соучастие в преступлении.
Я сел на порог подъезда, опустил голову между колен и начал ждать, когда пройдет эта ужасная тошнота. Через несколько минут я почувствовал себя лучше, пот сменился ознобом, стало легче, я снова задышал. Возможно, именно в этот миг и родилось у меня тайное убеждение, что я всегда смогу унести ноги, что пусть они ищут меня, все равно не найдут, я знаю столько потайных ходов, что им и не снилось. Но додумался я тогда лишь до того, что мистер Шульц намного опаснее для меня, когда я не вижу его, чем когда я с ним. Он выкинет еще что-нибудь такое, а меня загребут. И любой другой, и мистер Берман тоже, чем меньше я вижу их, тем я уязвимее. Вывод, конечно, сомнительный, но чувство такое я в то время испытывал. Если я вдали от мистера Шульца, то как мне определить, что пришло время уносить ноги? Нет, я должен возвратиться в банду, в ней моя сила, в ней моя защита. Сидя там, под железной дорогой, я понимал, что быть не с ними — это непозволительная для меня роскошь. Без них я в опасности.
Я признался себе, что мысли мои путаются. Чтобы успокоиться, я принялся ходить. Я ходил и ходил, и мало-помалу, словно некое уверение, дескать, мир стерпит все, что бы с ним ни случилось, над головой с грохотом пошли поезда, на улицах появились легковые машины и грузовики, люди, имеющие работу, отправились на нее, зазвенели трамваи, хозяева открыли двери своих магазинов, я нашел кафе, сел за стойку плечом к плечу с моими согражданами, выпил томатного сока и кофе и, взбодрившись, заказал глазунью из двух яиц, тосты, ветчину, пончик и еще кофе, потом задумчиво выкурил сигарету, и мир показался мне не таким уж плохим. Сказал же мистер Шульц мистеру Берману в моем присутствии: «Мы должны сделать пару необходимых шагов». Мойщики окон, падающие с двенадцатого этажа, — первый из шагов, а это вот — второй. Речь идет о запланированном убийстве, точном и своевременном, как телеграмма «Уэстерн юнион».[2] Жертва, в конце концов, сам был подпольным лотерейщиком. Конкурентом. Так что этим убийством мистер Шульц посылал сообщение кому надо. Но, с другой стороны, то, что человека зарезали бритвой, для окружной прокуратуры, для репортеров уголовной хроники, полицейских, городских властей, для всех в подпольном бизнесе, кроме конкурентов мистера Шульца, работа эта по почерку с Немцем не вязалась, по мстительности это было скорее негритянское или сицилийское убийство, впрочем, его кто угодно мог совершить.
Размышления эти немного утешали, зато стали появляться сожаления, зачем меня услали прочь, когда решались такие важные дела? А вдруг мое положение изменилось или, что еще хуже, я его переоценил с самого начала? Возвращаясь по Третьей авеню, я уже снова чувствовал себя так же паршиво, как и раньше, меня снова точило желание быть рядом с мистером Шульцем. Странное это было состояние. Я ведь совершенно позеленел после того убийства в Эмбасси-клубе. Может, не надо было так зеленеть? Может, они подумали, что я не гожусь для таких дел? И я побежал. Я бежал домой в мелькании тени и света. Я бежал по лестнице, перепрыгивая через ступени, а вдруг дома меня ждет вызов?
Но вызова не было. Мать стояла, укладывая волосы. Бросив на меня удивленный взгляд, она не опустила рук и продолжала закалывать косы, держа во рту пару длинных шпилек. Я едва дождался, пока она уйдет на работу. Она все делала с невыносимой медлительностью, казалось, что ее минуты тянутся дольше, чем у других, она двигалась в величавом, собственного изобретения времени. Наконец входная дверь захлопнулась за ней. Я вытащил из-за шкафа купленный недавно подержанный чемодан, который открывался сверху, как большой докторский саквояж, положил туда свой костюм от И. Коэна, новые туфли, рубашку, галстук, очки с обыкновенными стеклами, которые выглядели совсем как у мистера Бермана, немного белья и носки. Туда же я положил зубную щетку и расческу. Книгу я пока не купил, но это можно будет сделать в центре. Чтобы залезть под кровать, где я спрятал пистолет, мне пришлось откатить ужасную материну коляску. Я положил пистолет на самое дно, щелкнул замками, застегнул ремни, поставил чемодан у входной двери, а сам занял наблюдательный пункт у окна рядом с пожарной лестницей. Я не сомневался, что они придут за мной сегодня утром. Для меня это было теперь совершенно необходимо. Никак нельзя, чтобы они не пришли. Зачем бы мистер Берман просил меня купить новую одежду, если они собирались расстаться со мной? А потом, я слишком много знал. Я же смышленый, я понимал, что происходит. И не только, что происходит сейчас, но и что произойдет дальше.
38 
