очень нудно 
33 
— Конечно, Элизабет бы ничего мне не сказала, если б я не появился, — оправдывался он перед Сарой, — но чувствовала бы, что я ее подвел. И была бы права.
Уходить ему не хотелось. И Саре очень не хотелось, чтобы Стивен уходил. Она даже удивилась, насколько сильно она переживала, когда он ушел. Генри отозвали к другому столу, где он принялся что-то растолковывать Эндрю Стеду. Сара осталась с Биллом, уплетающим ланч за обе щеки. Генри кроме салата почти ничего не съел. Стивен тоже еще почти ни к чему не прикоснулся. Глядя на Билла, она представляла себе проголодавшегося школьника. Или волчонка. Сколько ему, этому Биллу? Двадцать шесть, что ли? А по развитию и того меньше. Этот юный аппетит улыбочками не замаскируешь. Сару отвлек раздавшийся сзади хохот, она повернула туда голову. Билл тут же принял меры, чтобы вернуть ее внимание.
— Знаете, Сара, эта роль — настоящая роль — для меня много значит. Надо было много… Да вы кушайте, кушайте…
Снова смех. Мэри рассказывает какую-то байку про Соню.
— …Два ножа на сиденье.
— Ножи? — Это Ричард.
— Хирургические ножи. Типа скальпелей.
Там все еще смеются, а Ричард осуждающим тоном замечает:
— Такому грех радоваться. — И тоже хохочет. — Все ж поделом ему, паразиту.
— Сара, — проникновенно вступает Билл, гипнотизируя ее своими прекрасными глазами. — Я рядом с вами чувствую себя как-то по-домашнему. Впервые я ощутил это во время распределения ролей, но сейчас… — Лицо Билла изобразило полноту чувств. Она улыбнулась ему.
— Мне пора, Билл.
Он искренне расстроился, губы надул. Как малое дитя. Сара прошла мимо стола, за которым сидела Мэри, одарила всех общей уАыбкой.
— Мэри, позвони мне вечерком.
Билл тут же подсел к Мэри. Сара оплатила счет, обернулась. Билл сидел, выпрямив спину, как кол проглотил. Словно подросток, в котором борются угрюмый недотрога и ласковый щенок. Генри перегнулся через стол и что-то отметил карандашом в тетрадке Ричарда. Сара встретила его мрачный взгляд.
Вечером чувства к Стивену натолкнули ее на мысли о брате. Ничего нового. Хэл — любимчик матери, она с этим смирилась, не протестовала, не бунтовала. Во всяком случае, не помнила, чтобы когда-то против этого возражала. С момента его рождения она отступила на второй план. Что ж, справедливость и в семье отнюдь не всегда в почете. Она брата не любила, он ей никогда не нравился. А сейчас впервые в жизни поняла, как много потеряла. Место черной дыры… ну, серой дыры… в жизни ее могло занять что-то теплое, уютное. Вместо сдержанности и самоконтроля при встречах с братом могла бы появляться улыбка… как при мысли о Стивене. Вот как сейчас. Сара почувствовала улыбку на лице.
Мэри позвонила довольно поздно. Прежде всего сообщила, что у матери ее отнялась нога, возможно, не окончательно. Такое при рассеянном склерозе не редкость. С учетом ее напряженного репетиционного графика придется нанять кого- то, кто бы навещал больную дважды в день. Она не подчеркивала тему финансовых трудностей, Сара тоже не выделяла тему денег. Их оклады должны возрасти. Все четверо всегда получали меньше, чем требовали, но теперь «Жюли Вэрон» привлекла существенное финансовое вливание… В общем, это подразумевалось по умолчанию.
Затем Мэри рассказала историю про Соню и ножи.
Время от времени в Лондоне какой-нибудь молодой человек, желающий прославиться, заявляет, что Шекспир бездарен. Это гарантирует вспышку возмущения на недельку-другую. Чаще всего бездарен сам «заявитель», однако далеко не бездарный Бернард Шоу сделал эту традицию ворошить пчелиный улей вполне приемлемой, лелеемой и развиваемой. Чего ж лучше, чем в стране, известной театральными традициями, заявить, что театр вообще — институция дурацкая и ни к черту не годная?
Так вот, некий молодой человек, специализирующийся на огульном отрицании и охаивании всего, что не является им самим, и сколотивший свою команду, занял кресло редактора популярного периодического издания. А его одноклассник, некий Роджер Стент, встретив внезапно оказавшегося на гребне волны старого приятеля, поинтересовался, не найдется ли у того для него какой-нибудь работенки. «Театр любишь?» — «Представления о нем не имею». — «Вот и отлично! Как раз то, что требуется. Мне нужен кто-то, кто не из их шайки». (Новички всегда видят вокруг шайки, клики, заговоры.) Роджер Стент направился в Национальный театр и, по правде сказать, получил удовольствие. Отклик его был бы восторженным, но задачу свою он понимал, поэтому сдержался и добавил критики. Школьного приятеля Стент, однако, разочаровал. «Воистину мне нужен тот, кто бы театр ненавидел», — заявил он. Стент решил себя реабилитировать и попытался еще раз. И обзоры его стали открыто злопыхательскими, издевательскими, презрительными. Таков оказался вклад так называемых «младотурок» в периодику восьмидесятых.
33 
