очень нудно 
47 
В эту последнюю неделю произошло нечто новое. Главные персонажи — Жюли и ее мать Сильвия, три любовника и отцы двоих из них — перестали быть исключительным центром внимания, перестали работать друг на друга и погрузились в среду обитания, в которой сосуществовали с персонажами второго плана. В первые недели репетиций на них не обращали особенного внимания, а теперь они наверстывали упущенное, показывая, как много значат для пьесы. Как и в жизни, где персонажи за сценой определяют судьбу. В доме мадам Сильвии Вэрон собирались толпы молодых офицеров, в пьесе представленных одним лишь Джорджем Уайтом. В подготовленном проекте буклета говорилось, что эти две женщины были центром внимания множества гостей. Это придавало Джорджу Уайту особую важность как в смысле активности на сцене, так и в смысле позиции, отношения к происходящему, ибо «правильный» молодой офицер должен был отнестись к романтической слабости своего сослуживца неодобрительно. Впоследствии пришлось учитывать не только отца Поля (тот же Джордж Уайт), но и его мать, реально на сцене не присутствовавшую, но всегда находившуюся как бы где-то по соседству, нависавшую над героями своею непреклонностью и осуждением. Во втором действии появлялась мать Реми, которой даровали два слова: дважды она произносила: «Нет!»; отец Реми (Оскар Френд, суровый на сцене, в жизни же скромный, даже робкий, всегда с книгой) и брат Реми (опять Джордж Уайт). В жизни у Реми было целых четыре брата, все старшие, и это четырехкратное старшинство раздавило его, заставило искать поддержки у Жюли. Из соображений экономии в пьесе ограничились лишь одним братом. Это означало, что на сцене любовь Реми меньше определялась Судьбою (произволом семьи), чем в жизни, но Джордж Уайт дневники Жюли штудировал и был готов представить сокрушающее ее давление, работать за четверых. В мастерской и лавке Филиппа трудилось до двух десятков печатников, продавцов, учеников и подмастерьев, как-то реагировавших на Жюли, влиявших на нее.
О печатне в программе лишь упоминается, отношения Филиппа и Жюли развиваются на фоне городского парка, представленного садовой скамьей. Отношение служащих Филиппа проявляется лишь мельком, когда появляется из лавки продавец, к Жюли относящийся весьма холодно, на что она отвечает безукоризненной вежливостью.
Больше всего воображения от зрителей требовали жители города и их недоброжелательная реакция на Жюли. Они глазели на самозванку на улицах и случайно (а то и не случайно) встречаясь с нею в лесу, иные бормотали проклятия, в лучшем случае не обращали на нее внимания. Их представителем тоже выступал Джордж Уайт, жаловавшийся, что, хотя он обожает Жюли, все время вынужден принимать сторону ее недоброжелателей и очернителей. Во Франции ему обещали облегчить судьбу, так как Жан-Пьер собирался выделить в помощь кучу энтузиастов-любителей.
В пятницу прибыло музыкальное сопровождение: контртенор, три девушки-певицы и музыканты с гитарой, флейтой, лютней, шомом и скрипкой — виолой старых времен. Пьеса, которая без музыки казалась «невозможной», «через край», «попурри», «сентиментальщиной» — последнее изрек Билл, передавая Молли пачку бумажных платочков, — как будто изменилась, вошла в рамки, дистанцировалась от слез. История, которую рассказывали на этой сцене, точнее, в этом мрачном церковном нефе, где столб солнечного света выхватывал из полумрака эпизод или персонаж, стала музыкальным явлением. В гостиной на Мартинике баллада воспевает прелести Жюли, представляет ее молодым офицерам; музыка с контрапунктовыми фразами из «второго периода», жестко соотнесенная с самим этим периодом, столь же туманным, как танцоры елизаветинской эпохи, исполняющие менуэт на лужайке в Квинзгифте. Актеры вырваны из личностных рамок, некоторые потрясены. Молли Мак-Гвайр — в качестве Молли — разрыдалась.
— К чему все это? Чего ради приходилось все это переживать?
Опять платочки. Билл дружески обнимает Молли за плечи.
— Неплохой вопрос, — тихо произносит он, совершенно не в духе «пижона не то хлыща», как определил его Стивен.
История рассказывается дальше, и все больше кажется, что песни трубадуров пелись под аккомпанемент разрывающихся и разбивающихся сердец. Наконец поздняя музыка, которой ангелы или демоны повествуют о быстротечности бытия.
— Неплохой вопрос, — бормочет Генри Саре в конце репетиции, как будто Молли разрыдалась и выплакала свой вопрос только что. — Ну, как, верили, что это состоится?
47 
