110 
Слышишь, Туз Крестовый, ведьма балаклавская? Слышишь, добрый доктор Ознобишин?! Ротмистр-безумец, слышишь ли?!
Если кто и слышит, так это ротмистр.
Даже отвечает:
"Знай же, Никто, мой любезный, что будешь ты самый последний съеден, когда я разделаюсь с прочими; вот мой подарок!.."
А унтер-усач, коровка божья, поддакивает начальству:
"Циклоп велел… Иначе, сам понимаешь…"
Ничего не понимает Федор Сохач. Велел, не велел, циклоп, не циклоп. Хрен разберешь. Просто радуется парень. На Валерьяныч-доктора глядит с любовью. Как старичок пот с лица платочком утирает. Как пульс сам себе меряет. Как достает из саквояжа не ланцет-пинцет – бутылку водки дорогущей. Вся пробка в сургуче, в печатях. Царская водка, по всему видно.
Умаялся доктор.
Устал загробную карусель народу вертеть.
Подскочил к старичку «клетчатый», стакан граненый из воздуха вынул. А у доктора белые руки ходуном ходят, не откупорить ему бутылки, не налить стакана. Клетчатый все и сделал в лучшем виде: откупорил, налил. Всклень; вот-вот прольется.
Не жалко.
Пей, хороший человек!
Даже портсигар серебряный предложил: хочешь папироску? С золотым ободком, «Помпея» называется. Хочет Валерьяныч-доктор, ой, хочет, хлопает по карманам, будто ром таборный в пляске – огонька ищет. Пришлось и Федору расстараться. Подбежал на радостях, сунулся за пазуху; коробок спичек достал.
А вместе с коробком визитка княжеская возьми и вывались.
Ловок "клетчатый".
Даром, что бугай – ловок.
На лету подхватил.
X. АЗА-АКУЛИНА или НЕ ВОРУЙТЕ СТРАШНЫХ СКАЗОК
С правого боку встает это исчадие, сбивает меня с ног,
направляет гибельные свои пути ко мне.
– …князь Шалва Теймуразович Джандиери. Полуполковник в отставке.
Это "комод в клеточку" вслух прочитал, что на Федькиной карточке было написано. То есть не на Федькиной, конечно, а на той, что Федька-растяпа из кармана выронил.
– Ну у тебя и кореша, парень! – нижняя челюсть «комода» выдвинулась ящиком: ухмыльнулся, значит. – Хороша семейка: крестная мамаша – Княгиня, а тут вдобавок еще и крестный папаша – нате-здрасте! Из грязи в князи!
Хохотнул коротко, поперхнулся, на покойницу с трупарем глаз скосил, на хозяйку дома.
Кивнул: мол, извиняюсь, не хотел.
А меня и саму всю дергает; и плакать, и смеяться хочется в одночасье. Вроде бы радоваться надо, что никто на нас больше плохого не думает – и не до радости тут, при гробе да при свежих новостях! И Друц с Княгиней друг с дружкой переглядываются. Теперь-то чего в гляделки играть? Ведь кончилось уже все!
– Простите, любезный…
* * *
Доктор-трупарь аккуратно ставит на стол рядом с гробом пустой стакан. Была водка, да сплыла. Выпил он ее. Весь стакан. Без остатка. Без закуски. Мелкими глоточками.
Мне его, старенького, аж жалко стало!
– Простите, любезный… Можно взглянуть?
Смотри-ка, и руки у него больше не дрожат!
– Джандиери… Шалва Джандиери… – бормочет себе под нос доктор тем же тоном, каким раньше бормотал свои страшные считалки. – Интересно, и давно он в отставке? Что скажете, молодой человек?
Розовый, благостный лик поворачивается к Федюньше. И на этой мордочке престарелого поросенка неожиданно остро взблескивает стеклышко в глазу.
Я мимо воли хватаюсь за Друца. Мне страшно! Пусть лучше заговорят все покойницы на свете! пусть! лучше! Отчего-то кажется: сейчас, сейчас он полезет в свой саквояж и достанет оттуда – косу!
Кривую, щербатую…
– Ну ты и спросишь, Валерьяныч! – чешет в затылке Федюньша. – Я ж и видел-то его всего раз… на базаре. Сегодня.
– Ну-ну, молодой человек, не прибедняйтесь! – ободряюще улыбается трупарь.
Если он мне так улыбнется – сбегу! вот те крест, сбегу!
Или помру без покаяния.
– Не прибедняюсь я. Говорю как есть: на базаре сегодня встретил. К нему воришка подбирался – а я спугнул. Воришку. А этот, князь – он благодарить стал. Пирожным угостил, с сельтерской. Карточку на память дал. И разбежались.
– Я-таки прошу пардону, Петр Валерьянович, – вмешивается «комод», и еще шляпу чуть-чуть приподнимает. – Что за допрос меж своими людьми? Мало ли с кем парень, деликатно говоря, скорефанился? Ну, дурак, ну, честным уркам работать мешает; ну, пирожные жрет со всякими фраерами! У меня пароход через два часа…
– Замолчите, пожалуйста.
Умолк «комод». Сразу. Ящики задвинул, на крючки запер.
110 
