очень нудно 
31 
– Конечно, нет! Я не умею!
– Нет?
– Нет! Люди не могут… Брута приумолк. Кажется, Ворбис мог. Ему достаточно было одного взгляда на кого-то, чтобы понять, какие нечистые помыслы он лелеет. Тоже было и с бабушкой. – Люди не могут этого, я уверен. – сказал он. – Мы не можем читать мысли. – Причем тут читать, я говорю смотреть на них. – сказал Ом. – Просто видеть их форму. Невозможно прочитать мысль. Примерно так же можно пытаться читать реку. Но увидеть форму – легко. Ведьмы запросто это могут. – «Путь ведьмы будет, как тропа, усеянная шипами.» сказал Брута. – Оссори? – сказал Ом. – Да. Ну конечно, ты же должен знать. – сказал Брута. – Никогда прежде не слышал. – сказала черепаха с горечью. – Это можно назвать обоснованным предположением. – Что бы ты не говорил, сказал Брута, я по-прежнему уверен, что по правде, ты не можешь быть Омом. Бог не стал бы говорить так о Своих Избранных. – Я никогда никого не избирал. – сказал Ом. – Они сами себя избрали. – Если ты действительно Ом, перестань быть черепахой. – Я же сказал, не могу. Думаешь, я не пробовал? Три года! Большую часть времени я думал, что я и есть черепаха. – Тогда, наверное, ты и есть. Может, ты просто черепаха, думающая, что она – Бог. – Ух… Не пытайся опять философствовать. Начав с подобных рассуждений, кончишь, размышляя, может ты просто бабочка, думающая, что она прыщ, или еще что-нибудь. Однажды все мои мысли свелись к тому, сколько надо проползти, чтобы достичь ближайшего дерева с подходящими низкими листьями, потом… Эти воспоминания заполняют мою голову. Три года под панцирем. Нет уж, не говори мне, что я – черепаха, страдающая мегаломанией. Брута размышлял. Он знал, что об этом грешно спрашивать, но ему хотелось знать, что это были за воспоминания. В любом случае, разве так уж это грешно? Если Бог сидит тут и говорит с тобой, можно ли сказать что-то действительно нечестивое? Лицом к лицу? Почему-то, это казалось не так страшно, как сказать что-то нечестивое, когда он на облаках, или еще где-то. – Насколько я помню, сказал Ом, – Я намеревался стать большим белым быком. – Топчущим неверных. – сказал Брута. – Это не было моей основной целью, но, несомненно, немного топтания вполне могло бы иметь место. Или лебедем, пожалуй. Чем-то впечатляющим. Три года спустя я очнулся, и тут выяснилось, что я был черепахой. В смысле, трудно пасть много ниже. – «Осторожнее, осторожнее, тебе нужна его помощь, но не выкладывай ему все подчистую. Не говори о своих подозрениях.»
– А когда ты начал думать… когда ты вспомнил все это? – сказал Брута, находившим феномен забывания странным и завораживающим, подобно тому, как другие находят таковой идею летать, махая руками. – В паре сотен футов над твоим огородом. – сказал Ом, – И это, могу тебя заверить, не то место, где приятно почувствовать себя разумным. – Но почему? сказал Брута. – Боги не должны оставаться черепахами, если они не хотят!
– Не знаю. – соврал Ом. «Если он дойдет до этого сам, мне конец.» – подумал он. –»Это один шанс на миллион. И если я не сумею им воспользоваться, это будет возвратом к жизни, где счастье – лист, до которого можешь дотянуться.»
Часть его вопияла: «ЯБог! Я не должен так думать! Я не дожнет отдавать себя на произвол человека!»
Но другая часть, та, что хорошо помнила, что значит три года быть черепахой, нашептывала: «нет. Ты должен. Если хочешь снова оказаться наверху. Он туп и доверчив, в его большом вялом теле нет ни капли амбиций. И с этим ты должен работать… Божественная часть сказала: «Ворбис был бы лучше. Будь логичен. Такой мозг мог бы сделать все, что угодно!»
– Но он перевернул меня вверх тормашками!
– Нет, он перевернул черепаху. – Да. Меня. – Нет. Ты – Бог. – Да, но перманентно черепахообразный. – Если бы он знал, что ты – Бог… Но Ом вспомнил отстраненное выражение Ворбиса, пары серых глаз поверх разума, столь же непроницаемого, как стальной шар. Он никогда не видел подобного разума ни у кого из прямоходящих. Это был тот, кто, скорее всего, перевернул бы бога вверх тормашками из любопытства посмотреть, что произойдет. Кто опрокинул бы вселенную ради сведений, что станется, когда вселенная будет распростерта на спине. Но ему приходится работать с Брутой, с разумом остроты меренги. И если Брута поймет, что… Или если Брута умрет… – Как ты себя чувствуешь? сказал Ом. – Плохо. – Заройся поглубже в паруса. – сказал Ом. – Ты же не хочешь подхватить простуду. «Должен быть еще кто-нибудь. – думал он. – Он не может быть единственным, кто… окончание мысли было столь ужасающим, что он попытался вышвырнуть ее из головы, но не смог. «…он не может быть единственным, кто в меня верит. Именно в меня. Не в пару золотых рогов. Не в огромное великолепное здание. Не в ужас перед раскаленным железом и ножами. Не в уплату церковных налогов потому, что так делают все. А просто в тот факт, что Великий Бог Ом действительно существует. И сейчас он повязан с самым неприятным разумом, какой ему только приходилось видеть, с тем, кто убивает людей, чтобы посмотреть, а умрут ли они. Орлиный тип людей, если так можно выразиться…. Ом расслышал бормотание. Брута лежал лицом вниз на палубе. – Чем занимаешься? – сказал Ом. Брута повернул голову. – Молюсь. – Отлично. О чем?
31 
