90 
– Но… Над ними, лязгнув, пришли в движение петли. Послышалось отдаленное царапанье бронзой по бронзе. – Давай сматываемся отсюда, сказал Урн. – Боги знают, что тут творится.
* * *
И посыпались удары на панцирь Движущейся Черепахи. – Сволочь! Сволочь! Сволочь! кричал Симони, продолжая колотить по панцирю. – Пошла! Я сказал, пошла! Ты можешь понять простое эфебское слово! Пошла!
Машина стояла неподвижно, истекая паром.
* * *
Ом тащился вверх по склону небольшого холма. Все опять пришло к тому же. Теперь остался только один способ попасть в Цитадель. Даже если очень повезет, это один шанс на миллион.
* * *
И Брута остановился перед огромными дверями, на виду у толпы и ворчащей стражи. Квизиция имела право задержать любого, но стражники могли лишь предполагать, что случиться с тем, кто осмелится схватить архиепископа, особенно столь недавно попавшего в милость Пророка. Просто знак, шептал Брута в пустоте своей головы. Ворота вздрогнули и стали медленно открываться. Брута шагнул вперед. Он не совсем осознавал происходящее, как-то обрывочно, не так, как воспринимают нормальные люди. Одна часть его сознания все еще была в состоянии наблюдать за состоянием его собственных мыслей и думать: «Пожалуй, Великие Пророки чувствовали себя так все время». Тысячи внутри Святилища в недоумении оглядывались вокруг. Хоры Меньших Ясмей смолки посреди песнопения. Брута двинулся, поднимаясь по проходу, единственный во всей вдруг растерявшейся толпе, у кого была цель. Ворбис стоял в центре святилища, под куполом. Стражники бросились было к Бруте, однако Ворбис сделал плавный, но недвусмысленный жест. Пробил Брутин час. Тут был посох Оссори, плащ Аввея и сандалии Сены. И, поддерживая купол, стояли массивные статуи первых четырех пророков. Он никогда не видел их прежде. Он слышал о них каждый день своего детства. И что они значили теперь? Ничего. Ничто не имеет значения, если Ворбис – Пророк. Ничто не имеет значения, если Ценобриархом был человек, который в глубинах своей головы не слышал ничего, кроме собственных мыслей. Он подозревал, что жест Ворбиса не только сдерживал стражников, хотя они и окружили его живой стеной. Он еще и наполнил святилище тишиной. В которой Ворбис заговорил. – А, мой Брута. Мы обыскались тебя. И вот теперь даже ты здесь… Брута остановился в нескольких шагах. То…что бы это ни было… что толкнуло его войти, исчезло. Теперь все, что было, был Ворбис. Улыбающийся. Та, все еще способная мыслить часть его сознания, думала: «Тебе нечего сказать. Никто не будет слушать. Никому нет дела. Ну, расскажешь ты людям об Эфебе и Брате Мардаке, и о пустыне. Это не будет фундаментальной истиной. Фундаментальная истина. Вот чем держится мир, вместе с Ворбисом. Ворбис сказал: «Что-нибудь не так? Ты хочешь что-то сказать?» Черные-на-черном глаза заполнили мир, как две бездны. Брутин разум покорился и брутино тело взяло верх. Оно потянуло его руку и подняло ее, на глазах у рванувшихся вперед стражников. Он увидел, как дернулась щека Ворбиса, и улыбнулся. Брута остановился и опустил руку. Он сказал: «Нет, не хочу.» Тогда, в первый и единственный раз, он увидел Ворбиса в ярости. Прежде дьякону случалось разозлиться, но это контролировалось разумом, включалось и выключалось по мере надобности. Но то, что было сейчас, было иное, неконтролируемое. И это лишь на мгновение вспыхнуло в его глазах. Когда на нем сомкнулись руки стражников, Ворбис шагнул вперед и похлопал его по плечу. Он на секунду заглянул Бруте в глаза, а потом сказал мягко:
– Избейте его до полусмерти, и пусть жар сделает остальное. Ясмь начал было что-то говорить, но замолк, увидев выражение лица Ворбиса. – Сейчас же.
* * *
Мир тишины. Ни единый звук не доносится сюда, кроме шороха ветра в перьях. Отсюда сверху мир кажется круглым, опоясанным лентой моря. Видно все от горизонта до горизонта, солнце кажется ближе. И вот, глядя вниз, глядя на фигурки……внизу среди ферм на краю пустыни…… на небольшом холмике……маленький нелепый куполок… Ни звука, лишь свист ветра в перьях, когда орел складывает крылья и падает камнем вниз, и свет сходится клином на крохотном движущемся пятнышке, на котором сконцентрировано все внимание орла. Ближе и……когти выпущены……цап……и вверх…
* * *
Брута открыл глаза. Его спина всего-лишь была в агонии. Он давно привык выключать боль. Его распялили на поверхности чего-то, его руки и ноги были прикованы к чему-то, чего он не видел. Небо вверху. Возвышающийся фасад святилища с одной стороны. Немного повернув голову, он у видел примолкшую толпу. И коричневый металл железной черепахи. Он чувствовал запах. Кто-то только что затянул оковы на его руках. Брута взглянул вверх, на инквизитора. Ну, что он там должен сказать? А, вот. – Черепаха Движется? – пробормотал он. Человек усмехнулся. – Не эта, дружище, сказал он.
90 
