Что-то в этом роде было, когда первого его верующего забили камнями до смерти. Конечно, к тому времени у него было несколько дюжин верующих. Это была щемящая боль. Это было горько. Невозможно забыть своего первого верующего. Он придает тебе форму. Черепахи не слишком приспособлены к передвижению по пересеченной местности. Тут нужны или более длинные ноги, или более мелкие рвы. Ом прикинул, что он делает менее одной пятой мили в час по прямой, а Цитадель как минимум в двадцати. Однажды он показал неплохое время среди деревьев в оливковых зарослях, но оно с лихвой ушло на преодоление каменистых мест и каменных границ полей. Все это время, пока скребли его лапки, мысли Бруты жужжали в его голове, как далекий рой пчел. Он опять пытался мысленно докричаться. – Что у тебя есть? У него армия! Есть у тебя армия? Ну, сколько у тебя дивизий?
Но такие мысли требовали энергии, а существует предел количеству энергии, которое способна вместить одна черепашка. Он нашел кисть упавшего винограда и пожирал его до тех пор, пока его голова не покрылась соком, но это не многим улучшило дело. А потом была ночь. Здешние ночи не были так холодны, как в пустыне, но они не были так теплы, как дни. Он становился медлителен к ночи, так как его кровь охлаждалась. Он не мог так быстро думать. Или так быстро передвигаться. Он уже терял тепло. Тепло означало скорость. Он осилил вершину муравейника… – Ты же умрешь! Ты же умрешь!
…и скатился с другой стороны.
* * *
Подготовка к инаугурации Пророка Ценобриарха началась задолго до рассвета. Во-первых, и не в соответствии с древней традицией, был произведен тщательнейший обыск святилища дьяконом Кусачкой и несколькими его коллегами. Рыскали в поисках натянутых поперек прохода веревок и совались в подозрительные закоулки, а нет ли там спрятавшихся лучников. Хотя это и не бросалось в глаза, у Дьякона Кусачки была на плечах хорошая голова. Он так же послал несколько подразделений в город, выловить обычных подозреваемых. Квизицией считается целесообразным оставлять нескольких подозреваемых на свободе. Тогда знаешь, где их искать, когда они понадобятся. Затем дюжина младших служителей явилась очистить здания и изгнать всех ифритов, джинов и дьяволов. Дьякон Кусачка воздержался от комментариев, наблюдал за ними. Он никогда лично не сталкивался со сверхъестественными существами, но он знал, что может сделать правильно размещенный арбалет с неожидающим того животом. Кто-то хлопнул его по ребрам. Он открыл рот от внезапного вторжения действительности в цепь рассуждений и инстинктивно потянулся за кинжалом. – Ох, сказал он. Лу-Тзе кивнул и улыбнулся и указал метлой, что Дькон Кусачка стоит на участке пола, который он, Лу-Тзе, хотел бы подмести. – Привет, маленький мерзкий желтый дурак, сказал Дьякон Кусачка. Кивок, улыбка. – Идиот. Улыбка. Улыбка. Взгляд.
* * *
Урн посторонился. – Теперь, сказал он, вы уверены, что поняли все?
– Это просто, сказал Симони, сидящий в седле Черепахи. – Повтори, сказал Урн. – Мы-растапливаем-печь, сказал Симони. – Потом-когда-красная-иголка-указывает-ХХVI-поворачиваем-бронзовый-кран; когда-свистит-бронзовый-свисток, толкаем-большой-рычаг. И рулим, дергая за веревки. – Правильно, сказал Урн. Но по-прежнему выглядел обеспокоенным. – Это устройство требует аккуратности, – сказал он. – А я – профессиональный солдат, сказал Симони. – Я не суеверный крестьянин. – Отлично, отлично. Ну… если вы уверены… У них хватило времени на несколько завершающих деталей Движущейся Черепахи. На зубчатые края панциря и шипы на колесах. И, конечно, свисток на использованном пару… он был не слишком уверен в этом свистке… – Это всего-лишь устройство, сказал Симони. – Оно не представляет собой проблемы. – Тогда дай нам час. Вы должны просто-напросто добраться к Святилищу к тому времени, как мы откроем двери. – Хорошо. Понял. Отправляйтесь. Сержант Фрегмен знает дорогу. Урн взглянул на паровой свисток и закусил губу. –»Я не знаю, какой эффект это произведет на неприятеля,» – подумал он, –»но должно бы напугать почище преисподней.»
* * *
Брута проснулся, или по крайней мере перестал пытаться уснуть. Лу-Тзе ушел. Возможно, подметал где-нибудь. Он прошелся по опустевшим коридорам секции послушников. Еще несколько часов до того, как будет коронован Ценобриарх. Несколько дюжин церемоний должны быть проведены перед этим. Каждый, являющийся хоть кем-нибудь, будет торчать на Месте и прилегающих площадях, и будет еще большее число тех, кто не является почти никем. Сестины были пусты, бесконечные молитвы непропеты. Цитадель казалась бы вымершей, если бы не могучий неопределенный фоновый шум, производимый десятками тысяч молчащих людей. Солнечный свет просачивался через световые шахты. Брута никогда не чувствовал себя более одиноким. По сравнению с этим, пустоши представляли собой веселое пиршество. Прошлая ночь… прошлой ночью, с Лу-Тзе, все казалось таким ясным. Прошлой ночью он был в настроение выступить против Ворбиса здесь и сейчас. Прошлой ночью ему был предоставлен шанс. Все было возможно прошлой ночью. Так уж обычно бывает с прошлыми ночами. После них всегда наступает утро. Он спустился на кухонный уровень, а оттуда во внешний мир. Вокруг была пара поваров, готовящих церемониальные блюда из мяса, хлеба и соли, но они не обратили на него ни малейшего внимания. Он сел в сторонке, у стены одной из боен. Он знал, что где-то здесь есть задний ход. Пожалуй, никто не станет останавливать его сегодня, если он выйдет наружу. Сегодня следят, чтобы нежелательные люди не вошли вовнутрь. Он может просто уйти. Пустоши выглядели достаточно привлекательными, кроме, разве что, голода и жажды. Св. Унгулант, с его сумасшествием и мухоморами жил, казалось, совершенно правильно. Не важно, что ведешь себя, как дурак, при условии, что не надо позволять себе это заметить, и делать это достаточно старательно. Жизнь в пустыне куда проще. Но у ворот была дюжина стражников. Они выглядели несимпатично. Он вернулся обратно на то же место, которое притаилось за углом, и мрачно уставился в землю. Если Ом жив, значит, он может послать знак?