221 
— Что-то случилось, тетя?
Сидевший рядом Юрио почувствовал, что я вся дрожу, и обнял меня. Какой чуткий мальчик! Его молодые сильные руки лежали на моих плечах. Я кожей ощущала их тепло. Интересно, секс тоже дает такие ощущения? Я с трепетом прижалась мокрой щекой к руке Юрио.
— Тетя, ты плачешь? — тревожно спросил он. — В этих тетрадках что-то нехорошее?
Я торопливо отстранилась от рук племянника.
— Они грустные. Там есть немного и о твоей матери. Но я не хочу говорить об этом.
— Потому что там ненависть и хаос, да? Но что именно? Расскажи. Я хочу знать. Хочу знать все, что там написано.
Зачем ему это? Я заглянула в его прекрасные глаза. Они у него редкие — карие с зелеными искорками. Как чистые прозрачные роднички, не отражающие ничего. И все же Юрио — такой же, как я. Ведь и он очень чувствителен к мрачным теням, которые отбрасывают другие люди. Разве нет? Если бы он мог различать темные стороны человеческой натуры и оборачивать это качество себе в радость, я непременно рассказала бы ему обо всем. Сердце бешено колотилось в груди — так я перенасытилась всей этой историей. Хотелось отравить Юрико и Кадзуэ словесным ядом, влить эту отраву в уши Юрио, чтобы он рос дальше, зная правду. Я хочу, чтобы мои гены остались при мне. Желание такое же, как родить ребенка. Если бы напоить этим ядом моего замечательного мальчика, может, он станет таким же, как я?
— В дневнике Кадзуэ — отчаянная борьба. Борьба отдельной личности с остальным миром. Кадзуэ ее проиграла, осталась одна и погибла, с неутоленной жаждой человеческой доброты. Печальная история, согласись.
Лицо Юрио исказилось:
— И с матерью случилось то же самое?
— Да, ты прав. Вот какая женщина тебя родила.
Я солгала. Юрико была совсем не то, что Кадзуэ. С самого начала она не верила остальному миру, вернее, другим людям.
Опустив глаза, Юрио снял руки с моих плеч, сложил перед собой ладони, будто в молитве.
— Твоя мать была слабым, никчемным человеком.
— Это ужасно! Я мог бы ей помочь, будь я рядом.
— Каким образом?
Этого не смог бы сделать никто, думала я. Ты еще ребенок и не понимаешь. Мне хотелось развеять иллюзии Юрио, но он стоял на своем:
— Не знаю, что бы я сделал, но вдруг мне все-таки удалось бы как-то помочь ей. Жил бы с ней, чтоб ей не было так одиноко. Заводил бы музыку, сочинил что-нибудь красивое. Может, со мной она была бы счастливее. Хоть немного.
Лицо Юрио светилось от мысли, что он все так здорово рассудил. Чудесный мальчик! Добрый, нежный. Конечно, у него еще детские представления, но все равно он прелесть. Может быть, таков и есть настоящий мужчина? Раньше я никогда не чувствовала ничего подобного. Любовь! Это невозможно! «Юрио — твой племянник!» Ну и что? Демоны и ангелы бились за мою душу.
— Ты прав, Юрио. Твоя тетя проявила слабость. Но почему Юрико не взяла тебя к себе? Не могу понять.
— А я был так силен, что не нуждался в матери.
— Так слабая я или нет?
Юрио провел руками по моим плечам и спине, словно хотел понять, как я сложена. Я затрепетала от его прикосновений. Со мной никогда не было ничего подобного. Меня оценивал другой человек. Нет, не оценивал. Испытывал.
— Тетя, я думаю, ты не слабая. Ты бедная.
— Бедная, говоришь? Убогая. Точно, убогая.
— Нет. У тебя сердце высохло. Очень жалко. Другая тетя тоже так говорила, помнишь? Еще не поздно. Я тоже так считаю.
А я думала, он во время нашего разговора с Мицуру слушал в наушниках рэп. Но у Юрио замечательный слух, он ловил тогда каждое ее слово. Меня разобрала досада — я поняла, что Мицуру и Юрио заодно.
— А ты сильный, Юрио?
— Сильный. Я всегда был один.
— Но ведь и я тоже.
— Да? — Юрио наклонил голову набок. — А мне кажется, ты зависишь от матери.
Неужели это зависимость — жить в тени Юрико? Конечно же, это слабость и убогость. Потрясенная, я смотрела на пухлые губы Юрио. Ну скажи еще что-нибудь! Объясни, научи! Направляй меня!
— Между прочим, тетя, а когда будет компьютер? С компьютером я тебе повеселее жизнь устрою.
— Но у меня нет денег.
Юрио сделал непонимающее лицо и глубоко задумался, глядя в пространство невидящими глазами. Милый мальчик!
— Ты ничего не накопила?
— Есть тысяч триста, но это на черный день.
— Телефон!
Юрио вдруг повернулся к аппарату. И в тот же миг раздался звонок. Я знала, что у племянника замечательная интуиция. С тревожным предчувствием я сняла трубку.
221 
