очень нудно 
33 
Я поняла, что мои слова задели ее за живое. Но мне хотелось еще ранить ее, и я ничего не могла с собой поделать.
— Может, классной пожаловаться?
Наша классная руководительница, в общем-то, была все равно что пустое место. Ее функции ограничивались присутствием и составлением распорядка дня и расписания уроков. Обсуждать что-то всем вместе, чтобы прийти к какому-то общему решению, считалось у нас убожеством. Но Кадзуэ сразу ухватилась за мое предложение:
— Точно! Это идея. Спасибо тебе.
Мицуру на моем месте вела бы себя иначе. Она, скорее всего, нашла бы слова, чтобы убедить Кадзуэ махнуть рукой на это дело. В эту минуту зазвенел звонок — урок кончился. Кадзуэ удалилась довольная, не сказав ни «спасибо», ни «до свидания».
Я вздохнула с облегчением. За болтовней урок прошел незаметно, уже хорошо. На уроках физкультуры и домоводства у нас царила тоска. Классы четко делились на тех, кто хотел заниматься и не жалел усилий, чтобы чего-то добиться, и тех, кому это было до лампочки. Преподаватели обращали внимание только на первую категорию.
В этом состояла образовательная концепция женской школы Q. — «независимость, самостоятельность и самоуважение». Нам предоставляли свободу действий, чтобы мы сами отвечали за свое развитие. Все время твердили: «Будьте самостоятельными». Дисциплиной не заморачивали, полагались на нас самих. Преподаватели по большей части были выпускниками системы Q. — особо чистая порода, так сказать. Из-за них педагогические принципы учебного заведения утратились, воспитанием там уже и не пахло. Нас учили, что возможно — всё. Может произойти что угодно. Прекрасный урок, вам не кажется? И мы с Мицуру тайно исповедовали эту доктрину. У меня была моя злость, у Мицуру — ее интеллект. Мы вместе взращивали и развивали наши достоинства, стремясь отгородиться от развращенного и продажного мира вокруг.
3
Телефонный звонок, извещавший о смерти матери, прозвенел в июле, дождливым ранним утром. Я как раз собрала себе бэнто[13] и стала готовить завтрак. Пыталась размазать на поджаренном ломтике хлеба застывшее сливочное масло, которое только что достала из холодильника. Чай и тосты с джемом. Каждое утро одно и то же.
Дед по привычке разговаривал на балконе со своими деревьями. В дождливый сезон на его бонсае заводилась плесень, плюс начинали плодиться насекомые. Короче, забот у него был полон рот. Пока шли дожди, он целиком погружался в свои дела и даже телефона не слышал.
— Да, неважные ваши дела. И ничего не поделаешь. Каждый день дождь, так, глядишь, и гниль заведется. Если корни начнут гнить, дело дрянь. Тогда и вдохновению конец. Тут уж и мне самому не удержаться.
Масло расплылось по теплому хлебу желтой пленкой. Настала очередь клубничного джема. Надо было аккуратно размазать его ровным слоем, равномерно распределив по тосту темные зернышки. Затем опустить пакетик «липтона» в чашку, вынуть и снова опустить, проделав эту операцию за строго определенное время. Оторваться от процесса я не могла и, услышав звонок, сердито крикнула:
— Де-ед!
Дед через плечо посмотрел на меня. Я ткнула пальцем в телефон.
— Звонят же! Если мать — скажи, что я ушла в школу.
За окном было серо, дождь поливал как из ведра, скрывая от глаз за плотной дымкой верхние этажи стоявшего напротив дома. Из-за мглы, затянувшей небо, в комнатах пришлось включить свет. Странное ощущение — ни ночь, ни утро. Почему я подумала, что это мать? Разница во времени со Швейцарией — семь часов. Значит, если в Японии семь утра, у них там полночь. В такую рань они нам звонили редко, и мне вдруг пришла в голову мысль, от которой сердце в груди заколотилось: «А что, если Юрико умерла?» Дед наконец взял трубку.
— Да… я. Рад слышать. Спасибо за вашу заботу. Вы нам очень помогаете.
Дед так разволновался, что еле ворочал языком. А вдруг это из школы? Я быстренько положила чайный пакетик на блюдце. Чай так и не успел настояться. Тьфу ты! Дед, явно разочарованный, передал мне трубку.
— Отец. С тобой хочет поговорить. Я ни слова не понял. Абракадабра какая-то. Говорит: важное дело. Мне сказать не может.
Отец мне никогда не звонил. «Неужели скажет, что больше не будет присылать деньги?» — подумала я и приготовилась к бою.
— Тебе, конечно, будет очень тяжело это слышать, но тут уж ничего не исправишь. Для нас тоже большой удар. Однако мы должны пережить это… эту трагедию для нашей семьи.
33 
