22 
— Ну, — сказал Проссер, — я не так уж уверен, что мне это нужно. Видишь, как солнце всходит дважды, и обжигаешься дважды. По-моему, это честно. По-честному. Так, пожалуй, лучше всего смыться.
— Нет, пожалуйста, не привыкайте к этому.
— Я несерьезно.
На следующей неделе Джин снова отправилась к доктору Хедли. Она обещала себе ничего не находить смешным. Хотя вряд ли такой соблазн возникнул бы.
Вновь появилась круглая жестянка, и поднялось облачко талька, и было показано, как накладывать пасту, и снова Джин подумала: «Смазывается слизью?» Может быть, это тюбик пасты-слизи? Потом ее запрокинули, словно она выбрала не тот ярмарочный аттракцион, и приказали расслабиться. Она расслабилась, воспарив над тем, что с ней проделывалось, а потом и вовсе улетела. Она сидела в черном «Харрикейне» и мимо проносились облака. Проссер Солнце-Всходит потребовал, чтобы его кабину снабдили плетеным сиденьем, и взял ее покататься. Полет, сказал он, может излечить не только коклюш. И он покажет ей свой фокус. У дяди Лесли был хороший фокус с сигаретой, но у Проссера был получше — с солнцем. Ну, вот мы летим, смотри вон туда через мое плечо за черное крыло, гляди, как оно восходит, гляди, как оно восходит. А теперь мы снижаемся, снижаемся еще на 10 000 футов и ждем его… Смотри, солнце снова всходит. Творится обыкновенное чудо. Повторить? Ну нет, если только ты не хочешь перевестись в подводники.
— Теперь попробуйте вы.
Расслабление облегчило доктору Хедли объяснения и демонстрацию. Беда была лишь в том, что Джин не слышала ни единого слова. Теперь, когда она неуверенно ухватила скользкий колпачок, сжала его в восьмерку и начала вводить в себя, не слишком представляя, как именно, она сосредоточилась и напряглась. Доктор Хедли, примостившись на скамеечке и держа ее запястья, пыталась подсказать ей направление. Пора покончить с этим, подумала Джин и нажала посильнее. Ох. Ох.
— Да нет же, нет, глупышка. Вот посмотри, что ты натворила. Ничего, ничего, просто капелька здоровой крови. — Доктор Хедли прибегла к полотенцу и теплой воде. А потом сказала: — Так продолжим?
Джин снова ускользнула в ясную безоблачную зарю над Проливом и слышала голос доктора Хедли, словно из передатчика. Этой стороной кверху, сложить восьмеркой, шейка матки, ободок насаживается аккуратно, удобно, а потом — согни палец, потяни, инструктаж для какого-то воздушного маневра. Поэтому все казалось не таким унизительным и словно бы относящимся не к ней.
— Возможно, покровоточит еще немножко, — сказала доктор Хедли.
И тут Джин получила заключительные инструкции, как пользоваться колпачком. Когда вставлять, через какое время вынимать, как его мыть, сушить, присыпать тальком и убирать в жестянку до следующего раза. Ей вспомнился отец и его трубка: он словно бы всегда тратил времени куда больше на то, чтобы набивать ее, и прочищать, и приминать, чем на то, чтобы курить. Но, может быть, все удовольствия такие.
В затемненном поезде, отошедшем от Паддингтонского перрона, она задумалась над тем, потеряла ли она девственность, как ей казалось. Так да или нет? У нее было ощущение, что да, а вернее, она чувствовала так, как, по ее предположению, должна была чувствовать себя, если бы потеряла ее нормальным путем. Она чувствовала, что ее взорвали, она чувствовала, что в нее вторглись. Разрыв плевы — она не знала, что это означает, но словно бы как раз то. В ее сумочке была картонная коробочка — она не знала, как ее определить. Защитник или агрессор. Защитник, способствующий агрессорам вроде Майкла? Этому досталась ее девственность или его братцу из той же фабричной партии? Была ли она глупенькой или мелодраматичной? В любом случае все это ради Майкла. Могло бы случиться что-то и похуже. Все время сейчас случается что-то похуже и почти всегда — с мужчинами. Тебе следует внести свою лепту, ведь так?
Коробочка в сумочке угнетала ее, из-за коробочки контролер на станции маячил перед ней как таможенник. Везете контрабанду, мисси? Нет, ничего такого. Одно взрывчатое приспособление. Одна порванная плева. Одна одежда ниже талии с пятнышками крови.
Доктор Хедли и коробочка превратили все в определенность и неизбежность. Но эта определенность не принесла с собой уверенности. Она совсем, подумалось ей, не предвкушает, как ляжет в постель с Майклом. Конечно, она его любит; конечно, все будет хорошо; конечно, он знает все, а инстинкт возместит любую взаимную неосведомленность. Это будет красиво, возможно, даже духовно, как утверждают некоторые люди, но как ни жаль, есть в этом чисто практичная сторона. И что, если эта практичность повлияет на ее реакции? Вдруг Коробочка окажет воздействие на ее Периодичность Повторяемости?
22 
