Лёгкий, ненавязчивый романчик 
88 
Слова по большей части были знакомые, но между собой сочетаться никак не хотели.
* * *
– …В доме смердит от пророчеств, – мрачно сказал Деифоб.
Грузный, малоподвижный, он холмом высился у окна, глядя на город. Много лет уже не воин, но глава Совета, гвоздь, на котором держалась оборона, видимая не в блеске доспехов и бранных кличах, а в неприступности стен и надежности союзников. Сегодня Деифоб был неприветлив, как обычно.
Даже плащ ниспадал презрительными складками.
– Брат – предсказатель. Сестра – пророчица. Остальные родственники, к счастью, не столь щедро одарены богами. Любители, но от каждого только и слышишь: «Завтра! Нет, послезавтра!» Голубь нагадил на портик – к счастью. Или к чуме в стане ахейцев. Плешивый орел летал над Идой – знамение. У царя на носу чирей вскочит. Колесничему Энея во сне привиделся покойный дедушка: грозил пальцем. Дедушка – к большим потерям во время штурма. Ах, штурм не состоялся? Значит, дедушка имел в виду что-то другое… Будущее, будущее, будущее! Меня тошнит от будущего. Я живу в настоящем, и лишь поэтому мы держимся – но почему я остался один?!
– Ты не один, брат, – отозвался Гелен, играя костяным стилосом. – Не надо оскорблять оставшихся. Мы с тобой, мы живы, и Троя неприступна.
Глава Совета обернулся, как если бы услышал крамолу. Оба Приамида долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Деифоб был надежен, Гелен – обаятелен. Деифоб был властен, Гелен – убедителен. Деифоб приказывал, Гелен – направлял. Правитель и ясновидец. Утес и ветер.
Два троянца.
Два сына Приама и Гекубы.
– Гелен врет, – без особых чувств сказала Кассандра, дитя тех же чресел и той же утробы. – Троя падет, а Гелен нас предал. Или собирается предать. Или предаст в ближайшее время.
Красивый рот пророка оформился в приятную улыбку. «Я тоже люблю тебя, сестричка! – говорила эта улыбка. – Обратись к отцу, посмотрим, примет ли царский суд такие обвинения. Особенно если обвинитель путается не только в действиях и намерениях, но и во временах. У тебя добрая слава, сестричка, она бежит впереди тебя, вызывая гнев и недоверие…»
Отвернувшись, Деифоб продолжил глядеть в окно. Спустя минуту пожал плечами от бессильного раздражения. Будь его воля, он вообще запретил бы Кассандре говорить. И выходить к людям.
Увы, отец даже слышать о таком не желал.
Кивая в такт мыслям старшего брата, молодая женщина взяла кубок с водой. Отхлебнула глоток. Уже давно она не пила ничего, кроме воды, и редко – молока. Хотя что значит «давно» для Кассандры?! Вспоминалось, как после первого явления Париса в Трою, увидев огонь на его челе и пожар в глазах юноши, услышав хохот толпы в ответ на свои предупреждения, она искренне пыталась заглушить тревогу вином. Тщетно. Голова оставалась ясной. Лишь тело на следующий день ломило, будто толпа не смеялась над Кассандрой, а била ее ногами за дурные слова. С тех пор женщина отказалась от вина.
Если бы так же легко можно было отказаться от вины!..
– Я действительно плохо различаю времена: вчера, сегодня или завтра равны перед Кассандрой. Но предательство уже живет рядом с моим высокомудрым братом. Когда возьмешь за себя Андромаху, вдову Гектора, когда родишь с ней троицу сыновей, вспоминай о сегодняшнем дне. Потому что счастливыми вам не быть. Тени Гектора вечно стоять у вашего ложа.
– Прекрати!
Ударив кулаком по подоконнику, Деифоб заставил женщину замолчать. Не от страха, нет. Страх был Кассандре неведом – человеческий страх хрупок перед молотом предвидения, а об ужасе, доступном пророкам, не стоит говорить вслух! Но ей не хотелось причинять боль старшему брату, жить которому осталось день или два. Не больше. Наступит ночь, одна из многих, и Троя закричит от отчаяния, потому что деревянный конь поскачет улицами павшего города. Медный нож – вот рок твой, Приамид, глава Совета!
Судьба венчала лоб Деифоба черной диадемой смерти.
Судьба клеймила щеки Гелена тавром разумной измены.
Сестра смотрела на двух братьев, скорбно качая головой. Избавиться от знания судьбы было ее единственной, заветной и невыполнимой мечтой.
– Зачем грозить Кассандре, брат! – со всей возможной кротостью улыбнулся Гелен, указав рукой вдаль, где над крышей акрополя хлопал крыльями одинокий голубь. – Полно! Она не желала оскорбить меня. Лучше пожалей нашу сестру: только имя отца и твой гнев удерживают народ от расправы со зловестницей.
– И твое слово, Гелен.
88 
