XVI. Костер для Каланоса

Есть в Индии секта мудрецов, которые живут совершенно обнаженными и чьи тела в результате использования секретных приемов приучены к полному воздержанию от пищи и самой большой выносливости, а дух способен к предельному отрешению ⁽⁵²⁾. К главе этой секты Александр послал гонца, чтобы сообщить ему, что сын Зевса-Амона хочет побеседовать с ним. Обнаженный мудрец велел ответить, что не желает говорить с Александром; он сказал также, что Александр не более сын Зевса-Амона, чем он сам, или же они оба сыновья этого бога, и тогда им нечего узнать друг о друге; свой отказ он обосновал также тем, что победитель ничего не может дать тому, кто поднялся над земными желаниями, а также ничего не может лишить его; даже смерть, если его приговорят к ней, будет для него лишь освобождением от неуютного жилища.

Поскольку Александр стремился привязать к себе жрецов каждой религии, другой индийский мудрец из менее суровой секты согласился присоединиться к духовной коллегии царя. Имя его было Сфинэс, но в армии его звали Каланос потому, что каждого он приветствовал этим словом. Ему было семьдесят три года, и он сопровождал армию от Инда до Суз, мало разговаривая, никогда не жалуясь, созерцая окружающее с равнодушной улыбкой.

По прибытии в Сузы у него впервые в жизни начались жестокие боли в желудке. Врачи не смогли помочь ему; я предложил ему ухаживать за ним, но он спокойно ответил, что если его собственные познания в магии бессильны облегчить его состояние, то и мои не смогут сделать большего. Он пришел к Александру и объяснил ему, что не хочет погибать медленно, а желает умереть раньше, чем страдания повлияют на его характер и изменят привычный ход его мыслей. Александру, умолявшему его ничего не предпринимать, Каланос ответил, что считает ненужным дать болезни нарушить свою душевную ясность и что в смерти для него нет ничего удрачающего. Он добавил, что если Александр хочет оказать ему последнюю милость, пусть распорядится сложить большой костер и, по возможности, доставить туда слонов, животных его родины. Увидев его решимость, Александр мог лишь пойти навстречу пожеланию Каланоса.

Костер складывали охранники Птолемея, и в назначенный час вокруг него заняли свои места фаланги воинов, облаченных в латы, продефилировала конница и пехота, прошли слоны, а потом они образовали каре. Были принесены чаши с благовониями, золотые кубки, а также царские одежды, чтобы бросить их в костер.

Самого Каланоса, у которого больше не было сил держаться в седле, принесли на носилках; он украсил голову венком из цветов и пел гимны на родном языке. У подножья костра он попрощался с каждым, попросил оказать ему честь, весело отпраздновав этот день. Одному он подарил своего коня, другому – чаши, которыми пользовался для еды, третьему – одежду, которую снял с себя полностью. В последнюю очередь он обратился со словами прощания к Александру; посмотрев на его лоб, он сказал: «Мы встретимся в будущем году в Вавилоне».

После этого он окропил себя святой водой, отрезал прядь волос и стал медленно подниматься, худой и обнаженный, снова начав петь. Когда он достиг вершины костра, он стал на колени, обратив лицо к солнцу. Поднесли факелы, заиграли трубы, армия испустила воинственный клич, заревели слоны; пламя быстро охватило неподвижную фигуру мудреца, чьими последними словами было пророчество.

XVII. Бракосочетание в Сузах

Для греков Александр стал богом в результате изданного им декрета. Для египтян и персов, которые видели в нем воплощение небесных сил, он был настоящим божеством. Он хотел воплотить все разнообразие своих владений и создать царскую семью по образу входящих в них государств.

Так, он решил кровно породниться с царской семьей Персии для закрепления законом своего права завоевателя, и для этого женился одновременно на двух женщинах. Одна из них, Статира, старшая дочь Дария, двадцати двух лет, была взята им в плен в Иссе, а другая, Паризатис, младшая дочь Артаксеркса III Оха, которой не было и двадцати лет. Так Александр собирался примирить на своем ложе обе соперничающие ветви династии.

Достигшая тридцати пяти лет Барсина, чья беспокойная жизнь приучила ее с детства как к превратностям судьбы, так и к требованиям власти, легко согласилась с этим решением. Ведь благодаря сыну, в этот момент единственному законному наследнику Александра, который навсегда сохранит преимущество первородного, она считала себя более или менее уверенной в сохранении достойного положения. Бездетная Роксана, напротив, усмотрела в этом двойном браке личную немилость и крушение ее мечты стать царицей. Слишком хитрая, чтобы обнаружить тщетное сопротивление, Роксана повела себя как примирившаяся влюбленная, покорная политическим амбициям мужа, и терпеливо затаила в глубине души жажду мести.

  112