77 
Слово «удача» пробудило в каждом его честолюбие; на многочисленные вопросы оракул обещал большинству друзей царя возрастание их славы и могущества. Оракул особенно настаивал на этом, отвечая Птолемею; что же касается Гектора, младшего сына Пармениона, оракул объявил, что граница его удачи проходит по Нилу, и Гектор тотчас решил, что он получит в управление западную часть Египта.
Затем Александр вышел из храма, склонив голову к плечу, устремив взгляд к небесам и держа в руке два бараньих рога, которые вручил ему главный прорицатель Амона.
Ночью, пока командиры слушали священных певиц, он предавался размышлениям в моем обществе рядом с солнечным источником – тем, вода которого бывает ледяной по утрам, прохладной в разгар дня и горячей вечером. Он долго созерцал сквозь пальмовые ветви звезды, которые здесь больше и ярче, чем на небе Греции.
Назавтра он продиктовал своему секретарю Диодоту из Эритреи послание к своей матери, где описал посещение оракула; он закончил его такими словами:
«Ответы на тайные вопросы мне были даны; но я не хочу их доверить случайностям почты. Я перескажу их тебе лично, когда вернусь в Македонию».
Ибо он еще верил, что однажды туда вернется. Прорицатели не открывают час их кончины тем людям, которым следует не думать о нем, чтобы продолжать исполнение своих судеб. Олимпиаде не суждено было узнать ответ оракула пустыни.
XVII. Слухи с востока
Сразу после своего паломничества в ливийское святилище, Александр начал носить вокруг ушей два рога Амона, прикрепленных к тонкой золотой сетке, в которую убирались его огненные волосы, и приказал выбивать на монетах свое изображение, увенчанное рогами.
Кроме того, по возвращении из Сивы он перестал в публичных речах и писаниях официально признавать Филиппа своим отцом; в его послании афинянам говорилось: «Тот, кто в прошлом назывался моим отцом, царь Филипп Македонский…».
Александр пробыл в Египте дольше, чем в какой-либо другой стране: более восьми месяцев. Находясь со своим двором в Мемфисе, он занялся преобразованием страны. Он восстановил власть жрецов, назначил военных и гражданских правителей для каждой провинции. Он распорядился построить мост через Нил и привести в порядок каналы. Он побывал в Александрии, чтобы посмотреть, как идут работы. Он снарядил военную экспедицию в Судан; так исполнилось еврейское пророчество: вслед за ливийцами, и эфиопы покорились ему. Он поручил ученым, которых включил в состав экспедиции, изучить причину разливов Нила, которая от начала времен оставалась тайной. Сведения, полученные о режиме дождей в глубине Африки, где река брала свои истоки, оказались столь удовлетворительными, что Аристотель счел этот вопрос решенным. Александр приказал также брать все образцы фауны, которые возможно было найти в тех краях, где проходила армия, чтобы послать их Аристотелю, работавшему тогда над общим исследованием мира животных. Но, продолжая таким образом помогать своему бывшему учителю и осыпать его благодеяниями, Александр не скупился на упреки ему. «Ты поступил нехорошо, – писал он ему, – издав твои устные поучения в виде книги, ибо в чем теперь наше преимущество над остальными, если вещи, в которых мы были особенно сведущи, становятся доступными всем? Что касается меня, то уверяю тебя, что мне было бы приятнее превзойти других в знании трансцендентного,[8] чем в размерах моей власти и моего господства».
Ибо Александр воспринял урок египетских храмов. Он понял, что тайна, какой египтяне окружают передачу знания, не имеет целью скрыть его от людей или позволить тем немногим, которым оно дает преимущества, злоупотреблять им, чтобы держать в подчинении невежд; доступ к высшему знанию затрудняется только затем, чтобы производить отбор умов, достойных им обладать и неспособных воспользоваться им для своекорыстных целей.
Таков смысл поучения Гермеса, говорившего:
«Избегай бесед с толпой. Разумеется, не потому, что я хочу, чтобы ты ревниво оберегал свое знание; скорее потому, что ты насмешишь толпу. Между несходными людьми не бывает дружбы; к урокам, которые ты находишь здесь, способны прислушаться очень немногие. Кроме того, эти уроки обладают странным свойством: они побуждают злых действовать дурно. Поэтому следует остерегаться толпы, ибо она не понимает, что это учение хорошо».
Между тем македоняне и все греки Александровых войск плохо понимали перемены в личности их вождя. Его религиозные постановления удивили их не меньше, чем посвящение в сан фараона. Некоторых все это коробило, другие смеялись. Тот, кого они знавали совсем другим, кто опрокидывал все препятствия на своем пути, бросался в атаку во главе своих конных отрядов, теперь принимал только мирные решения и вел себя во всем так, будто был отныне царем не солдат, а жрецов. После Сивы старший сын Пармениона Филота написал Александру в ироническом тоне, поздравляя с тем, что он занял место в сонме богов. «Но мне жаль, – прибавлял он, – тех, кем будет теперь управлять царь, который больше, чем человек».
77 
