144 
– А как-то можно узнать, кто он такой?
– Номер не определяется, но узнать наверняка можно. Я просто технической стороны дела не знаю, но выяснить всё равно могу. У меня есть ребята в Москве в нашем ведомстве, и в Генеральной прокуратуре, и в других органах. Я спрошу, если надо, как можно выяснить номер того, кто тебе звонит. Но только не сегодня, брат. Воскресенье! Меня же пошлют куда подальше, если буду сейчас приставать к ним с твоей ерундой.
– А это возможно, Дима?
– Всё возможно, брат!
– А как этот человек смог за каких-то полтора часа, вечером, узнать по моему номеру телефона, где я живу, номер моей машины и прочее? Я не понимаю.
– Ну это-то, Миша, делать нечего. Ты законопослушный гражданин. У тебя всё оформлено по правилам давно… А узнать, на кого зарегистрирован телефонный номер, – это несложно. Я это могу сделать у нас здесь легко. Так что твой этот мужик имеет кого-то в структуре или сам из бывших наших, или до сих пор… У него есть доступ к информации и всё. Но у нас тут таких историй, как с тобой приключилась, не бывает. Это только с тобой, и только в Москве могло произойти. Это же анекдот. Но ничего, если хочешь, я завтра ребятам позвоню в Москву, спрошу, послушаю, что они скажут. Всё равно сильно не волнуйся, но и бдительности не теряй. Потому что кто его знает, твоего этого… У человека истерика. Как он себя может повести? Кто он такой? Что он вообще может? Это же непонятно из того, что ты мне рассказал. Я бы на его месте тебе бы тоже не поверил. Я как рассуждаю: со мной такого не случалось, значит, такого не бывает. Но пусть он будет на своём месте. Я бы так никакой девке не позволил над собой издеваться, как она над ним…
– Ой, не говори, чего пока не знаешь, – в первый раз за весь разговор сказал Миша Диме, как старший брат. – Я думаю, что мне ещё доведётся посмотреть, как грозный прокурор покорно позволит из себя вить верёвки. Ох, влюбишься, брат, посмотришь тогда!
– Не дождутся! – сказал Дима.
И Миша удовлетворённо почувствовал в своём брате совсем ещё неопытного и, в сущности, юного человека. Они ещё поболтали, договорились о созвоне.
– Ну, давай, Дима, буду ждать звонка. Если не дождусь, сам буду звонить. Спасибо, брат.
– Да не за что пока. Не забудь, через две недели я прилечу в Москву. Выбери денёк, точнее, вечерок.
***
Аня и дочери пекли пирог. С кухни доносились их голоса и смех девочек, оттуда летел по всей квартире и запах, чудный запах готовящегося яблочного пирога. Но Миша своего любимого пирога не хотел.
Он сердито и отрешённо сидел на диване и не мог справиться с ожиданием телефонного звонка. Миша с раздражением вспомнил, что дал обещание Володе прийти к нему в студию в воскресенье вечером. Он решил не ходить к нему. Он не хотел оставлять девочек одних. Но, с другой стороны, он понимал, что хорошо было бы сходить с Аней куда-нибудь для примирения, даже к Володе в студию. Но если идти с Аней, то как оставить дочек?
Миша понимал, что надо бы позвонить Володе и предупредить, что он прийти не сможет. Однако он не хотел звонить Володе заранее. Он знал, что тот будет уговаривать, канючить, мол, как же можно без Миши, как обойтись без его партий на клавишах? «Володя умеет канючить, – подумал он. – Попозже позвоню и совру что-нибудь значительное. Не пойду туда. Там будет много фальши по отношению к Юле».
Тут он вспомнил то, что ему рассказала Аня про Юдину соседку и телевизор. Он почувствовал, что это воспоминание вызвало в нём раздражение и нежелание об этом думать. Ему показалось, что все его поиски причины Юлиной смерти были давно и были глупостью. Он понял, что не хочет узнать то, что Юля за два дня до своего последнего поступка отдавала телевизор соседке и уже была готова, уже приняла своё страшное решение. Он не хотел быть уверенным в том что она заранее подготовилась и жила со своим решением, пусть даже последние два дня. Ему неприятно было бы убедиться в том, что Юля всё продумала, но не оставила никому никакого письма или хотя бы записки. Никому из своих самых близких людей. А может быть, она не считала никого близкими в последние дни? Это было обидно и горько. Так что, рассказ про телевизор сердил Мишу. Он чувствовал, что начал на Юлю сердиться. А ему не хотелось на неё сердиться. И знать уже тоже ничего, кроме того, что уже знал, не хотелось. Ему хотелось как можно скорее разделаться со свежей и реальной проблемой, которая его пугала и беспокоила. Ему хотелось успокоиться, объясниться с женой, перевести дух и всё. Проблемы в Петрозаводске и любые производственные дела казались такой ерундой и мелочью по сравнению с напряжением, которое царило дома. И причины Юлиной смерти быстро сползали для Миши туда же, в мелочи и ерунду. А он не хотел так думать о Юле.
144 
