очень нудно 
97 
– Ну конечно! – с готовностью ответил Миша. Поиграть он хотел, но совсем не хотел видеть тех, кого Володя называл ребятами. Когда «ребята» собирались вместе, у них происходили одинаковые разговоры про: «А помнишь, тогда…» «Ребята» обычно напивались, и музыки никакой не получалось.
– А вот Аня вряд ли сможет. Детей в воскресенье не с кем оставить, – сказал Миша.
– Тогда сам приходи. В студии будем только мы. Как-то мне так захотелось поиграть старые наши вещи, всех увидеть, – Володя говорил очень взволнованно. – Ты, кстати, давно уже у меня не появлялся. Ребята многие заходят. Но без тебя почти ничего сыграть, как тогда, не можем. Запомнил? В семь в воскресенье.
– Обязательно приду. Такое дело! – Миша был тронут. – Может быть, нужно что-нибудь купить? Я не знаю, закуски какой-то, выпивку?
– Не думай об этом. Мы с Викой всё приготовим… Они ещё поговорили несколько минут.
– Ну ладно, Володя! Тогда до воскресенья, – начал прощаться Миша.
– Да. В воскресенье увидимся, – быстрее, чем прежде, сказал Володя. – А у меня ещё есть вопрос. Скажи, у тебя нет своего толкового юриста? Тут такие дела. Юля никакого завещания не оставила. Возникает путаница с документами…
***
Миша вышел из здания на улицу злой и на Володю, и на себя. На Володю за то, что тот всё-таки оставался самим собой, а на себя за то, что не смог Володе жёстко сказать, чтобы он к нему по вопросам Юлиного наследства не лез и к его юристу не совался. Миша только смог сказать, что его юрист этим вопросом заниматься не будет, но он подумает, к кому можно обратиться.
– Ну зачем, зачем я так ему сказал? – ругал себя Миша. – Он же теперь с меня живого не слезет… Он же теперь мне весь мозг проест с этим юристом.
Миша подошёл к своей машине. В руках у него были портфель и пакет с «Бесконечностью». Пакет громко и противно шелестел. Миша открыл багажник и бросил пакет туда. Он с силой захлопнул багажник и выругался грязно.
– Всё! Надо выпить и закусить, – сказал себе Миша.
Он пошарил по карманам в поисках сигарет, но нашёл только зажигалку. Тут он вспомнил, что сигарет нет ни в пальто, ни в другой одежде, ни в машине. Он забросил зажигалку подальше, даже не глядя куда.
– И ребят ещё приплёл. Песни давай поиграем, – бубнил Миша, садясь в машину, – романтик, ссука! Да и я хорош! Что, не знаю я своего боевого друга?! Да знаю как облупленного!… Заслушался, блядь… Слюни распустил… – ругал себя и всё на свете Миша, уже выруливая на забитый машинами проспект.
Он знал, что Стёпа будет ждать его через час в ресторане, где они договорились. Ехать было недалеко, но вечерние пробки удлиняли дорогу на непредсказуемое время. Миша злобно ударил по рулю кулаком, а следом включил радио.
– …Как раз в этом году мне пришлось дирижировать Брюссельским королевским симфоническим оркестром, – услышал он чей-то бархатистый голос. Этим голосом звучала Мишина любимая радиоволна. На этой волне много говорили о культуре, политике, рассуждали о спорте. – Помню, я прилетел в Брюссель и тут же, прямо с самолёта, поехал на репетицию, – продолжал говорить бархатный голос. – А прилетел я из Нью-Йорка, сильно устал. Может быть, из-за этого я не сразу заметил, что в оркестре какая-то тягостная атмосфера. Чувствовалось, что музыканты никак не могут…
– А напомните, что вы тогда репетировали? – раздался голос радиоведущей.
– О-о! Это была сложнейшая программа. Знаете ли, Шостакович, Стравинский и два современных бельгийских композитора. Для меня их партитуры были новостью, но в Брюсселе хотели услышать и своих авторов. Но проблема была не…
Миша выключил радио.
– Проблема у него с Брюссельским оркестром! И из Нью-Йорка ему было трудно лететь! – в машине Миша говорил сам с собой в полный голос. – Вот ведь, блядь, у человека проблемы! А мы тут с Петрозаводском размудохаться не можем. Он с самолёта прямо на репетицию, а я сегодня напьюсь… Юля, милая, ну чего тебе не жилось-то, а?!! Видишь, у людей какие проблемы? Партитуры незнакомые, оркестры хуёвые… А ты? Ну зачем ты так?! Господи! Чем мы тут занимаемся?…
***
Миша ехал, и желание напиться становилось всё более отчётливым. Это было редкое для Миши желание. Он мог и умел выпить. Но мог обходиться без выпивки и без малейшего желания выпить по нескольку месяцев. А мог напиться неожиданно для себя и других, имея определённое желание не напиваться ни в коем случае. Но конкретное желание напиться, не выпить, а именно напиться, было очень редким для Миши. А в этот раз оно было сильным и отчётливым. И оно усиливалось.
97 
