очень нудно 
67 
— Это очень многообещающая поэтесса… м-да… — говорит Витторио о Лорен, опуская свою мясистую, волосатую лапу ей на плечо.
Потом Витторио поворачивается к лысому парню в кресле и говорит о претенциозном типчике:
— А это Стамп, еще один… да, очень многообещающий поэт…
— Мы знакомы. — Лорен кокетливо улыбается. — Ты писал курсовую у Гликмана в прошлом семестре, верно? По…
Забыла. Должно быть, сильно впечатлило.
— Да, — говорит Стамп, — по Хантеру С. Томпсону.
— Точно, — говорит она. — А это Шон Бэйтмен.
— Привет… Стамп? — Я протягиваю руку.
— Да. Сначала был Каркас, но я поменял кличку. — И салютует мне вместо рукопожатия.
— Твое… лицо мне знакомо, — говорю я, присаживаясь.
— Вино? Э-э-э, водка? Джин? — спрашивает Витторио, присаживаясь на кресло рядом с Лорен и указывая на стол, за которым мы все «собрались». — Ты же любишь джин, правда… Лорен?
Какого хера ему об этом известно?
— Да, джин, — говорит Лорен. — У вас есть тоник?
— Ну конечно же, конечно… я сделаю, — говорит Витторио своим мягким, чуть ли не пидороватым голоском и тянется над коленями Лорен за ведерком со льдом.
— Я просто пива выпью, — говорю я, но Витторио и не думает передать мне бутылку, тогда я дотягиваюсь и беру «Беке».
Молчание. Ждут, пока Витторио сделает напиток для Лорен. Я сижу себе, глядя на трясущиеся руки Витторио, и беспокоюсь, заметив, сколько джина он плещет в стакан Лорен. Поворачиваясь передать ей стакан, он глядит ошарашенно, как будто чем-то поражен, и, когда она берет у него свой дринк, он произносит:
— Посмотри же… посмотри на солнечный свет, солнечный свет… сквозь твои золотистые волосы… золотистые волосы… — Теперь у него дрожит голос — Солнечный свет, — шепчет он. — Посмотри, как они сверкают… сверкают в солнечном свете.
Господи Исусе, меня от этого реально тошнит. От нее тошнит. Я крепко сжимаю пиво, сдираю сырую этикетку. Затем гляжу на Лорен.
Солнце еще не село и пробивается через большое витражное окно, и от него волосы Лорен и в самом деле сверкают, и прямо сейчас она кажется мне сногсшибательной. Все хихикают, а Витторио нагибается и принимается нюхать ее волосы.
— Ах, сладкие, как нектар… нектар, — говорит он. Сейчас закричу. Сейчас закричу. Нет, не буду.
— Сладкие, как нектар… — снова бормочет Витторио, после чего отстраняется, и ее пряди спадают обратно.
— О, Витторио, — говорит Лорен, — пожалуйста, прекрати.
Ей приятно, думаю я. Ей чертовски приятно.
— Нектар… — снова повторяет Витторио. Одна из редакторш после продолжительной паузы
решает заговорить и произносит:
— Мона как раз рассказывала нам о некоторых ее проектах…
Мона в белой просвечивающей блузке, вьщветших джинсах в обтяжку и ковбойских ботинках выглядит весьма сексапильно — курчавые белокурые волосы, скучившиеся на голове, и лицо с темным загаром. Ходит слух, что она околачивается около Дьюи, предлагает первогодкам дурь, а потом их трахает. Я пытаюсь встретиться с ней глазами. Она делает большой глоток из бокала с белым вином, прежде чем что-то произнести.
— Ну, по существу, сейчас я внештатный журналист. Только что взяла интервью у двух виджеев с Эм-ти-ви.
— Ха! — восклицает Стамп. — Эм-ти-ви! Виджеи! Как же это бесподобно!
— На самом деле это было довольно… — Мона наклоняет голову, — освежающе!
— Освежающе, — кивает Трэв.
— В смысле? — хочет знать Стамп.
— В том смысле, что она действительно ухватила суть этой монолитной корпоративной надстройки, которая вдалбливает в голову и разносит заразу среди так называемых невинных Америки, трахает им мозг этими… этими, по существу, сексистскими, фашистскими, вопиюще буржуазными клипами. «Video Killed the Radio Star» [19], такого рода тема, — говорит Трэв.
Все молчат долгое время, пока Мона не начинает снова.
— На самом деле это не так… агрессивно. — Она отхлебывает своего напитка и наклоняет голову, глядя на Трэва. — Это больше про твою книгу, Трэв.
— О да, Трэвис, — говорит одна из редакторш, поправляя очки, — расскажи нам о своей книге.
— Он давно работает над ней, — щебечет Мона.
— Ты ушел из «Риццоли»? — спрашивает другая редакторша.
— Ага. Точно, — кивает Трэв. — Нужно книгу доделывать. Мы уехали из Эл-Эй… когда? — Он поворачивается к Моне, которая, кажется, со мной заигрывает. — Девять месяцев назад? Пару месяцев были в Нью-Йорке, теперь вот здесь. Но я должен доделать эту книгу.
67 
