116 
Доброе дело всегда зачтется.
– Разом! разом пошли!
– Пошли!
– Геть! Ганьба!
– Та чего ты орешь, дурень?
– Чего ору? та все орут, от и я!
– Ломир алэ инейнем![33]
– Разом! от допьем, и – разом!
– Феденька! Родной ты мой!
– Вот, значит, почему они задержались… хмельные…
– Вы полагаете, Княгиня, с хмельными проще?
– Когда как, Гоша… когда как, отец мой…
– Федор Федорович! у вас посох загорелся! осторожнее!..
"Разом!" – эхом плеснуло в мозгу, багровой, уже венозной кровью взбаламутилось в тарелке… и на сей раз действительно разом – исчезло.
* * *
Весь мокрый, взъерошенный, Федька Сохач возвышался у края стола. Треснувшая тарелка стояла перед ним, истекая черной, жидкой смолой. Внутри было пусто и гулко, словно в заброшенной церкви ночью. К плечу припала Акулина, жена любимая; ее живот, большой и теплый, был совсем рядом, и Федор машинально тронул живот ладонью.
Осторожно.
Бережно.
Ощутив ответный толчок, убрал ладонь прочь.
– Слава Богу! – с облегчением сказала княжна Тамара, юлой вертясь в кресле. – Погасло. А я вам кричу, кричу… а вы не слышите…
– Можно вас на минутку, Федор Федорович?
Отец Георгий деликатно тронул Федьку за локоть; отвел в сторонку, к дверям.
– Вы обратили внимание на поведение Тамары Шалвовны? – и, поймав замороженный Федькин взгляд, опомнился. – Ах я, глупец! Ну конечно, до того ли вам! Вы понимаете, Федор Федорович, она видит… как бы это выразить словами… видит ТЕНЬ! Такое часто видят крестники; маги в Законе – редко, куда реже. Во время финта вокруг мага формируется некая ТЕНЬ: маг стоит, а ТЕНЬ, к примеру, пляшет, маг скрещивает руки на груди, а ТЕНЬ делает некие пассы… Понимаете, княжна это видит! Отсюда – колпак, мантия!.. странные слова… Я полагаю, действия ТЕНИ – это те действия, какие мы должны были бы делать, если бы знания передавались не по Договору, а обычным, естественным путем!.. вы понимаете меня?!
Княжна Тамара, ничуть не озабоченная тем, что стала предметом столь удивительного разговора, вдруг выскользнула из кресла.
Легко, в два шага, оказалась у крайнего, углового окна.
– Вон они, – сказала. – Пришли.
ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ
Много глаз у толпы. А во всех одинаково:
…огонь.
Бьет красный петух крыльями, рукотворную зарю поет. Языки к самому небу вымахали. Облизывают шершаво; дерут в клочья. Тени вокруг гопака пляшут: с вывертом, с подскоком. Вот уже и стропила рухнули. Вот уже громыхнуло что-то, лопнуло. Ищет огонь вкусненького, по сторонам косится.
Любят люди в огонь смотреть.
И со стороны вроде бы, и при деле.
* * *
Решетчатую ограду дачи затапливало людским паводком.
Х. АЛЕКСАНДРА-АКУЛИНА или К ВАМ ЕПУТАЦИЯ!
Враждуйте, народы, но трепещите, и внимайте,
все отдаленные земли! Вооружайтесь, но трепещите!
вооружайтесь, но трепещите! Замышляйте замыслы,
но они рушатся…
…Толпа высыпала на пригорок как-то сразу, гурьбой; словно в муравейник палкой ткнули – мураши и полезли наружу, от врага невиданного дом оборонять. Ой, да это ведь еще и не все! Из-за пригорка они прут и прут, как попало, россыпью – а по дороге, что от большого тракта к даче в обход холма вьется, другая толпа ломится, пылит; шум стоит – хуже ярмарки.
Сколько же их там на самом деле?!
…первыми мальчишки добежали. Ну, эти – всегда первые. Облепили ограду – решетку чугунную, хитрую; по завитушкам наверх лезут, галдят, друг дружку переорать силятся.
Однако за ограду не суются.
За ограду – страшно. И не потому, что в доме, небось, колдуны зубами щелкают, да полковник жандармский, пан из панов, нож булатный точит. Их ведь и не видать покамест; вообще никого из людей не видать. Казалось бы: прыгай в сад, рви панские яблоки, смелостью своей перед приятелями выхваляйся! Прыгай, дорогой, прыгай, хороший мой! – это не я приглашаю. Это мраморный дог по кличке Трисмегист в гости зовет. Утробно зовет, с рыком, с поклоном; с хлебом-солью. Да так, что пацанву едва с ограды не сдувает.
Страшно! Попадешь к чуде-юде на зубок – лететь клочкам по закоулочкам! Сожрет – не поперхнется…
Вот и сидят мальцы на самой верхотуре. Дразнятся:
– Гей, пан, драный жупан! У тебя чаклуны в погребе развелись!
– Як пацюки![34]
– Гей, змеюки подколодные, вылазьте!
– А собака-то у них страшный!
116 
