очень нудно 
36 
Наверное, сейчас следовало остановиться, под благовидным предлогом отказаться от поездки, незаметно разбудить пожилую женщину, отвлечь Тамару новой небылицей – мало их у тебя, баро, небылиц-то?! – но ты не внял слабому голосу рассудка. Или треклятый бес добрался-таки до твоего ребра, а ты и не заметил?!
Ай, не заметил, проморгал!
Вместо благовидных предлогов ты хитро, с видом заговорщика, подмигнул Тамаре и Федьке; и вы на цыпочках, чтобы, не дай Бог, не разбудить двоюродную тетку Шалвы Теймуразовича, спустились с веранды.
Направились к конюшням.
Даже здесь еще не поздно было пойти на попятный. Но вы с Федькой, у которого, похоже, гулял в голове ветер еще почище, чем у тебя, старого дурака, отослали конюха, велев открывать ворота; и ты споро запряг в коляску покладистого дончака Кальвадоса, еще ранее безошибочно выделенного тобою среди прочих княжьих коней.
Что, Друц-лошадник, сколько волка ни корми?.. «Завязал», из Закона вышел – а все к чужим лошадям присматриваешься?
Федор галантно помог Тамаре забраться в коляску, ты устроился на облучке – и махнул на все рукой. В конце концов, что тут такого? Ну, прокатитесь по окрестностям да вернетесь! Раз княжна просит… А присмотреть за ней и отсюда можно – впервой ли тебе глаза на спине отращивать?
Вот и ладненько!
Но-о, поехали!
Дурак-конюх долго возился с воротами – и Федор, соскочив с коляски, одним могучим толчком распахнул створки.
– Поедем, красотка, кататься?! – обернувшись, подмигнул ты княжне.
Ты?
Или вселившийся в тебя бес?
* * *
Поначалу, хотя и ехали с ветерком, ты старался особо не лихачить. Без причины всплывало в памяти: заливается безумным хохотом облав-юнкер на джигитовке, пляшет ротмистр со стеклянными глазами из "Пятого Вавилона"… Княгиня разок обмолвилась, будто и предыдущий начальник училища не просто так на пенсию ушел. Вот и дочка у Шалвы Теймуразовича, опять же… Да и сам князь – тот огонь, что ты сегодня углядел в Циклопе… злой огонь, пекельный! Не заметишь, как и душу, и разум дотла выжжет, один пепел в голове-сердце останется! Сильный человек князь, однако, всякой силе предел есть…
Бешеная скачка, безумный танец, жгучий котел страсти – они складывались в тайный, заранее прописанный узор; ты придерживал Кальвадоса, как придерживал свои мысли, не давая резвой рыси перейти в сумасшедший галоп…
Но сначала пришла волна: знакомая, страшная, безнадежная.
А увидел ты позже:
Толпа.
Гудит растревоженным ульем, люто брызжет злобой. Юродивый карлик-побродяжка скачет меж людьми воробышком, приплясывает: "Свет-Прокопьюшка! Со святым праздничком! Крести раба божьего!"; только пуще народ раззадоривает, дурачок. "С праздничком, Прокопий! ужо окрестим! н-на!.." Под ногами, сапогами, кольями, наспех выдернутыми из плетней – парнишка: в крови, в лохмотьях, избитый, но живой покамест. Как и увидел-то его сквозь толпище – непонятно.
Небось, сам собой финт сложился, будто кукиш во гневе.
Странно: били парня без остервенения, душу до конца не вкладывали, и ты еще подивился – злости у людей было вдосталь! – но взгляд скользнул дальше, и ответ пришел сам собой.
Поодаль трое чубатых мужиков держали рома: востроносого, чернявого. На лбу у бедняги выступил пот, глаза уже закатились – но не от бесплодных попыток вырваться: ром, гнилая Девятка Пик, пытался держать толпу!
Вот, значит, где встретиться довелось!
На миг в голове все смешалось. Ты успел, успел через годы и версты: вот он, твой Данька, еще живой – а ты не в силах сдержать, остановить…
* * *
Отчаянно натянулись вожжи.
Захрапел, взвился на дыбы Кальвадос; едва не перевернув коляску, встал, как вкопанный.
Словно и не было трех лет в училище, подписанного особого контракта, долгих бесед с отцом Георгием.
Ни о чем больше не задумываясь, забыв об оставшихся в коляске княжне с Федькой, с облучка спрыгнул наземь Валет Пик по кличке Бритый.
* * *
Маг в законе.
VII. РАШКА-КНЯГИНЯ или КОРОЛЬ СТАВИТ КРЕСТ
Кто ходит непорочно, тот будет невредим;
а ходящий кривыми путями упадет на одном из них.
– Зря вы так, милочка, – он сказал это позже, когда вы ехали домой: переодеться и отдохнуть перед балом.
– О чем вы? – машинально спросила ты.
Копыта звонко цокали по булыжнику. За набережной кучер свернул направо: мимо Покровского монастыря, мимо звонницы. Перья облаков сплошь усыпали небо над крестами, но дальше, со стороны Павловки, опять наползала чернильная синева.
36 
