очень нудно 
86 
Голова кружится, кружится, идет вальсом при оплывших свечах-звездах; экипаж качается, баюкает, словно волны в море, в синем море-океане, где плывет сонная рыба, рыба-акулька…
* * *
– …двойня, двойня у вас, Александра Филатовна! Девочки! Обе здоровенькие, слава Богу! Поздравляем!
Поздравляем! поздравляем! поздравля… – тремоло акушерок эхом отражается от стен, дребезжит стеклами в окне; звякает никелированными инструментами, больше подходящими заплечных дел мастеру – шум множится, звенит в ушах сотней валдайских бубенцов.
По-здра-вля-ем!
Перед глазами – расплывчатые тени; движутся медленно, словно в толще мутной воды, подсвеченной сверху солнцем. Самая большая тень наплывает на меня, вынуждая других пятиться; мне хорошо в этой тени.
Родной голос:
– Как ты?
– Хорошо… хорошо, Феденька! Уже и не болит ничего… (а ведь и вправду не болит, и легкость в теле – прямо воздушная!) Двойня у нас, девочки!
Недоносила я вас, девочки, ну да вы простите маму вашу непутевую… вы ведь простите, да?
– Видел я твоих богатырок, – басит тень-Федор, и вдруг начинает стремительно меняться, истончаться… на миг мне чудится: мелькнула в тени исчезающая потная лысина, уши-лопухи, сизый нос в угрях…
– …с детьми… с детьми собственными! – пробрало сквозняком, аж сорочка тело облепила. – Только! с детьми…
Где легкость в теле? где воздушная?! свинцом тело налилось, до краешков.
Будто крылья подрезали.
– …поговорить надо, Акулина.
Хмурый он сегодня, Феденька, смурной: брови – двумя грозовыми тучами, из-под бровей, того и гляди, молнии посыпятся… и его же самого в пепел обратят!
– Сказку про верного слугу помнишь, Акулина? Который сердце обручами сковал… Лопнут скоро мои обручи. Не могу больше силу мажью в себе держать: наружу просится, выхода ищет. Молчи, милая! знаю: не один я такой! Сожжем мы себя, не удержимся… Пора Договор заключать.
Твердо сказал, про Договор-то, как отрубил; а сам глаза прячет.
Ох, Феденька, как я тебя понимаю!
– Может, обождем? привыкнем, перетерпим… – говорю, а сама знаю: не привыкнем, не перетерпим! сорвемся, рано или поздно. Убьем сами себя. – Ведь дети же! наши дети! маленькие они еще! Как представлю, что вот берем мы их за руки, Дашеньку с Тамарочкой – и в огонь!..
– Молчи! у самого сердце кровью обливается! Только… что ж нам делать, Акулина? Сгорим понапрасну – детей сиротами оставим. Лучше им тогда будет?
А вдруг лучше? чем с такими родителями, что детей за руки – и в огонь колдовской!.. В паутину, мухами пойманными, паукам на съедение. А пауки-то – мы с Феденькой!.. и пауки мы себе, и мухи, и паутина, жаль только, жить очень хочется. Ну почему, почему – мы?! Неужто нельзя было, чтоб – как у всех?! За какие грехи нам – это?!
А детям?!!
Верно Друц говорил: за все платить надо. Вот мы и платим – за силу свою небывалую, что выше Королей, выше Тузов, ни в одну масть, ни в одну колоду не втиснешь. Тесно ей, силе проклятой, внутри нас – а выхода нет! Нет, выход есть – но лучше б его и не было, выхода этого, выбора этого, чтоб не терзать себя, на части разрываясь!..
Наверное, дура я. Наверное, прав Феденька. Ну, будут дети на нас похожи. Так другие родители только радуются: вылитый я! копия! Будут Дашенька с Тамарочкой магичками, почти как мама, почти как папа… почти… Ну, боль еще перетерпеть. Страшно, конечно – дети, свои! Но – вытерпят ведь, выдержат, не может по-другому быть! Все выдерживают. Зато живы будем, и детей сиротами не оставим, и крылья враз за спиной вырастут…
Может, он, Дух этот, наоборот – подарок нам сделал?..
– Хорошо, милый. Давай.
– Прямо сейчас? – не поверил.
– Сейчас! Пока мы в силах решиться.
Сказала – а у самой одно перед глазами: огонь, жгучий, адский – и мы с Феденькой дочерей наших к тому огню за руки тащим.
Нет! Не хочу такого подарка! Не хочу! Не надо!!! Не на…
Пламя плещется, заполняет все вокруг, слепит, надвигается, жаром в лицо пышет…
* * *
Пламя бьет в глаза.
Нет, не пламя – свет. Просто свет фонаря.
– Александра!.. Сашенька! проснись!.. что, кошмар привиделся? Это ничего, это бывает. Все хорошо, сон есть сон… приехали мы…
Это Шалва Теймуразович.
А Рашель за ним молчит. Белей мела, до синевы, впору наземь грянуться, да только крепка на ногах Княгиня, Дама Бубен; стоит, не падает.
Губу только закусила и – молчит.
…приехали.
КРУГ ВТОРОЙ
НОЧЬ СУДНОГО ДНЯ
– …Прекрасно!
86 
