очень нудно 
69 
Нужно добыть еще «нурофена». Надеюсь, Кейт скоро вернется от матери со своим миленьким малышом, потому что перепихон всегда помогает, снимает все это давление в башке. Ага, когда кончаешь — это как массаж для мозгов, нах. Я понять не могу всех этих мудил, которые стонут: «Нет, не сейчас, у меня голова болит», как будто, бля, в идиотском каком кино. Вот для меня лично, когда голова болит — это как раз тот момент, когда надо ебацца. Если бы все ебались, когда у них голова болит, в мире не было бы столько траблов, нах. Какой-то шум у двери; вот щас она придет. Но погоди-ка минутку. Не-ет, это, бля, не она. Какой-то мудак пытается вломиться в квартиру… потому шо я тихо сижу, без света, все из-за моей больной головы. Вот они и подумали, шо здесь никого нету. Ладно, сейчас я им, нах, покажу. Мяч в игре.
Я скатываюсь с кушетки прям на пол, как будто чиста Брюс Уиллис или Шварценеггер какой-то, ползу по полу и встаю на ноги у стены за дверью в гостиную. Если они знают, что делают, они наверняка первым делом сюда припрутся, вместо того чтобы лезть наверх по ступенькам. Дверь открывается, мудилы с ней справились, мать их. Они уже внутри. Я не знаю, сколько их, но судя по звуку — немного. Впрочем, без разницы, скока их, блядь, вошло, потому что наружу-то они не выйдут. Наружу их вынесут.
Хорошо… вот, блядь, хорошо… я стою за дверью, поджидая этих уродов. Этот мелкий крендель входит в комнату, у него в руках бейсбольная бита, вот, блядь, ублюдок. Какое разочарование для меня. Я захлопываю за ним дверь.
— Ищешь чегой-то, дружок?
Этот недоносок разворачивается и начинает махать битой у меня перед носом, а в придачу еще и орет.
— Прочь с дороги! Пропусти меня! — кричит он. А я узнал этого пацана! Он из паба, из Психова паба! Он тоже меня узнает, и глаза у него распахиваются.
— Я не знал, что это ты тут живешь, мужик, я просто хотел… Да уж, нах, не знал этот малец ни хрена.
— Ну, так вот дверь, — улыбаюсь я и указываю на дверь. — Вот она. Чего ты ждешь?
— Уйди с дороги… я никому не хочу неприятностей… Я прекращаю улыбаться.
— Ты, блядь, уже по уши в неприятностях, хошь ты этого или не хошь, — говорю я ему. — Так что отдай-ка мне эту биту прям щас. Не заставляй меня применять силу. Для твоей же, нах, пользы.
Малец стоит и дрожит, бля, а его глазенки наполняются слезами. Слабак хуев. Он опускает биту, и я хватаю его за запястье и отбираю ее, потом свободной рукой хватаю его за горло.
— Ну и что ж ты не отделал меня, ты, падла? А? Засранец ты мелкий!
— Я не… я не знал, что…
Я отпускаю его и беру биту обеими руками.
— Вот что ты должен был делать, блядь, — и я бью щенка битой.
Он поднимает руки вверх и удар приходится как раз ему по запястью, и он визжит, как побитая собака, а я продолжаю его охаживать, мне даже страшно подумать о том, что бы он сделал, этот мудак, если бы Кейт и ребенок, бля, были дома.
Я останавливаюсь, когда замечаю, что кровь попадает на коврик Кейт. Щенок валяется, скрючившись, на полу и пищит, как, блядь, новорожденный.
— ЗАТКНИСЬ! — кричу я. Стены тонкие, как бумага, и кто-нить из этих злоебучих соседей обязательно вызовет полицию.
Я нахожу старое посудное полотенце, прижимаю его к кровящей ране на голове придурка, надеваю ему сверху его бейсболку, это немного приостановит кровь. Потом я заставляю его вывернуть карманы и выдаю ему всякие штуки с кухни, чтобы он отчистил ковер. В карманах ниче нет, только немного мелочи, связка с ключами от дома и маленький пакетик с таблами.
— Это экстази?
— Ага… — говорит он, продолжая отскребать ковер, весь такой напряженный.
— А цзына нету?
— …нет…
Проверяю замки на двери. Они просто выбиты, видимо, он плечом надавил, но дерево не расщепилось, и я вставляю дверь на место. Она совсем, блядь, слабенькая, и надо бы ее заменить.
Иду туда, где этот крендель скребет ковер.
— Кровь еще капает, вали-ка ты на хуй отсюда. А то если она мне закатит скандал по поводу крови на ковре, я заставлю тебя заплатить по полной и покажу те всю твою блядскую кровь, понял?
— Ладно… ладно… уже ухожу… — бормочет он.
Я выясняю, что зовут мудака Филипп Муир, и он из Лохэнда. Смотрю на ковер. Крови почти и не видно. Недоебок неплохо поработал.
— Хорошо, а теперь мы с тобой прогуляемся, — говорю я ему. Пацан слишком напуган, чтобы что-то говорить, и мы идем к его тачке. Я открываю переднюю дверь со стороны пассажира, и он забирается внутрь. Я неторопливо обхожу машину и сажусь на место водителя, зная, что он слова поперек не скажет — так он обосрался.
69 
