Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
71 
— Все сегодня прошло нормально. Держись молодцом и получишь обратно их все. А теперь брысь с глаз моих. А в понедельник жду тебя в кафе. — Я возвращаюсь к Кейт и запираю дверь.
Потом звоню Стиву на мобилу и говорю ему, что это срочно. Кейт говорит:
— Это стерео просто отличное, Фрэнк! Мне даже не верится! Это так классно!
— Ага, — говорю, — смышленый попался пиздюк. Будет теперь на меня работать. С ними надо построже. И делом их надо занять, шобы дурь всякая в башку не лезла.
— Это хорошо, пристроить парнишку. Ты такой добрый, на самом деле котик. Такая душка.
Мне приятно, что она так говорит. С одной стороны, это мило, но с другой стороны, я понимаю, почему ее бывший сбежал, если тебя все время зовут душкой и котиком, тут поневоле сбежишь. Хотя я доволен, что сумел ее порадовать.
— Просто это такой бизнес: хочешь оставаться на плаву, помогай другим, тогда и другие тебе помогут. Поняла, что я хочу сказать? Надевай свой жакет, пойдем где-нить поедим.
— А ребенок…
— Да отведи его к своей маме. Пошли, мне надо развеяться. Сегодня работы было до хуя. Хочу поесть где-нить. Музычку послушать. Пивка дерябнуть, чтобы расслабиться. Ты отведешь мелкого к матери, а я пока подожду Стива, чтобы он починил дверь. Это не займет много времени, я сделаю запасные ключи, и ты заберешь их в почтовом ящике, когда все будет готово. Я зайду за тобой к твоей матери.
Кейт одевается, красится и сажает ребенка обратно в коляску.
Я вытаскиваю старый телик в прихожую и подключаю его к новой антенне, по Sky идет передача про шотландский футбол. Хочу посмотреть. Забавно, башка уже не болит, сама прошла — даже без поебатца.
28. Афера № 18740
Странно так получилось. Бегби, Урод, а теперь вот и Рентой снова вошли в мою жизнь и стали главными героями этой странной драмы под названием «Жизнь Саймона Дэвида Уильямсона». Назвать первых двоих хроническими неудачниками — это смертельно их оскорбить. Рентой, напротив, пробился — теперь у него свой клуб в Амстердаме. Никогда не думал, что в нем есть такой потенциал.
Конечно, я не слишком порадовал этого мудака. Я сказал ему, что я не выпущу его задроченный хуй из поля зрения, пока он не вернет мне деньги, и вот они у меня — в бумажнике. Мы сидим в подвальной кафешке на Prinsegracht, и он осторожно дотрагивается до своего разбитого носа.
— До сих пор не могу поверить, что ты меня ударил, — хнычет он. — Ты всегда говорил, что насилие — для неудачников.
Я сижу и медленно покачиваю головой, глядя на этого пиздюка. Мне хочется снова его ударить.
— А у меня раньше не было друга, который свалил бы с моими деньгами, — говорю я ему. — И у тебя еще хватает наглости меня обвинять. Ты не только меня обул, — рычу я и бью кулаком об стол, но потом понижаю голос, поймав на себе любопытные взгляды двух жирных америкосов за соседним столиком, — ты, сука, вернул деньги Уроду! А этот ебаный наркояср все эти годы молчал, никому ничего не сказал! И даже теперь это все выплыло только тогда, когда его отымели как следует!
Рентой подносит кофе к губам. Дует на него, отпивает глоток.
— Ну, я же уже извинился. Я действительно хотел отдать тебе деньги, если тебя это хоть немного утешит. Я так и хотел сделать, но ты же знаешь, как оно с деньгами бывает, они испаряются непонятно куда. Я думал, ты просто об этом забудешь.
Я смотрю на него. О чем этот кретин тут толкует? С какой, бля, планеты он к нам прилетел? Планета Лейт, мудацкие девяностые, держу пари.
— …ну, может, и не забыл, а в том смысле… — он пожимает плечами, — это действительно было немного эгоистично с моей стороны. Но мне нужно было оттуда убраться, из Лейта, из всего этого наркодерского дерьма.
— А мне, типа, не нужно, так тебя понимать? Да ты был чисто конкретно эгоист. — Я снова стучу по столу. — Немного эгоистично, он говорит. Как-то оно слабо сказано, ты не находишь? Я бы сказал по-другому.
Я слышу, как америкос говорит что-то своему приятелю; звучит как-то по-скандинавски. Выходит, это не американцы, а шведы или датчане какие-нибудь. Забавно, они выглядят слишком жирными и глупыми в этих своих претенциозных шмотках, чтобы быть кем-то еще, кроме янки средних лет.
Рентон опускает козырек своей бейсболки, чтобы скрыть блеск в глазах. Вид у него усталый. Однажды нарк — нарк навсегда… то есть если ты не Саймон Дэвид Уильямсон, а я все-таки Саймон Дэвид Уильямсон.
— Ну, я решил, что сначала заплачу Уроду, — говорит он, теребя кофейную чашку, — Я подумал, Псих… Саймон… он сам кого хочешь наебет, предприимчивый мальчик. С ним все будет в порядке, у него есть голова на плечах.
71 
