Последние отзывы

  95  

Я терпеливо слушала все ее наставления, но исследования были мне малоинтересны; я была… далека от этого. Они не имели ничего общего с теми образами и соответствиями, что разжигали мое воображение. В них не было души. Однако Виктор получал от опытов огромное удовольствие; он с увлечением следил за малейшими переменами в исходном веществе: как оно постепенно раскаляется, плавится и меняет свою форму. Даже когда нужно было поддерживать огонь день и ночь и спать только урывками, чтобы концентрат не переставал кипеть, он готов был и на это: сидел всю долгую «философскую ночь», наблюдая за тем, как элементы меняют цвет и консистенцию. Он по-детски радовался, видя, как киноварь, доведенная до нужной температуры, превращается в текучую ртуть; как потом ртуть, соединенная с сурьмой, «свирепым серым волком», застывает, образуя черный ком; как, наконец, этот черный шлак, если его несколько раз посыпать негашеной известью, неожиданно вспыхивает сотней дивных красок и это называется «хвостом павлина».

Чудесные опыты стали настоящей страстью Виктора, ему хотелось добиться от веществ еще большего, чем они ему открывали. Серафина напомнила ему, что Делание — не кухонная стряпня.

— Это духовное искусство, — не раз говорила она ему. — Изменения, которые ты видишь в земном материале, не более чем знаки их философского смысла. Ты должен знать, что мы ведем эти наблюдения испокон веку.

Виктор делал вид, что с уважением слушает, однако ее наставления не находили отклика в его душе.

— Меня занимает совсем другое, — признался он мне. — Мне скучно действовать ее методами. Все эти вещества, которые она называет по имени и уговаривает своими песнями — я имею в виду металлы и камни, — они ведь не имеют ушей, не слышат, когда она обращается к ним. По мне, это всего-навсего ведьмовство.

Когда я возразила, что он слишком нетерпелив, он охотно признал свою вину, но нашел себе оправдание:

— Боюсь, у меня нет способности к «женским мистериям».

Но когда я потребовала, чтобы он больше доверял Серафиме, он вспылил:

— Не думаю, что Серафина понимает истинную суть Великого Делания. Если возможно превращать низшие металлы в золото, я хочу овладеть этим искусством.

— Но зачем? Неужели золото так важно для тебя?

— Вовсе нет! Дело не в самом золоте. Что до меня, я бы тут же обратил золото обратно в свинец. Но мне важно понять, что за сила управляет этим превращением, неужели тебе не ясно? В ней вся суть. Это бы означало, что вся материя едина в своей невидимой природе. Подчини мы эту силу, мы могли бы переделать мир собственными руками. Пески пустыни превратить в плодородную почву, камни — в хлеб, чтобы накормить голодных. Изгнать болезни из человеческого тела и сделать людей неуязвимыми для смерти. Заставить неведомую энергию пахать и строить для нас. Не трудиться больше в поте лица своего ради хлеба насущного. Возможно, Бог оставил эту задачу для нас: создать племя счастливых и прекрасных людей.

Я держала в тайне неудовлетворенность Виктора; но лето еще не прошло, как странный поворот событий прервал наши занятия.

Виктор взял с меня клятву, что я никому не расскажу о его сне. Я пообещала; но тем не менее тайна раскрылась сама собой. Я не могла забыть то, какою матушка была во сне Виктора: нетерпимой, деспотичной и суровой ко мне. Мне постоянно приходилось убеждать себя, что это было лишь сновидение Виктора. И все же порою чувствовала, что становлюсь холоднее к матушке, отдаляюсь от нее. Будучи проницательной, матушка не могла не заметить во мне тени отчуждения, но молчала несколько недель после ночного появления Виктора у меня.

Я пришла к ней в студию, чтобы, как обычно, позировать для большой картины. Она несколько раз коснулась кистью полотна, потом неспешно отложила кисти.

— Оденься, Элизабет, и сядь со мной рядом.

Некоторое время она задумчиво приглаживала волосы, собираясь с мыслями.

— Скажи мне, — прервала она наконец молчание, — что-нибудь беспокоит тебя на занятиях в последнее время?

— В каком смысле?

— Я думаю о Викторе. Делился он с тобой своими чувствами в отношении занятий?

— Да. Мы часто разговариваем о них.

— Не выказывал ли он недовольства?

Мне не хотелось отвечать, но я знала, что должна быть правдивой.

— Иногда он расстраивается оттого, что мы слишком медленно продвигаемся вперед. Он нетерпелив.

  95