21 
Сценарий 89-й части сериала “Торопливые умирают сразу”.
Место действия: “Мидас-Инвест”, филиал банко-прачечного ПО “Мойка”.
Время действия: 17 минут 25 секунд до обеденного перерыва. Обед в “Мидасе” — это святое. Поговаривали шепотом, что пища от прикосновения банкиров становится льготными кредитами.
Действующие лица: блондинка в окошке, Шаповал и охранник, параноик-профессионал.
Сюжет: гремят патетические “Валенки”, крупным планом — молниеносная рука Шаповал (20 сек.), охранник принимает позу для стрельбы лежа (1 мин. 05 сек.); средний план — блондинка в окошке равнодушно шуршит ассигнациями. Наплывом: значок “Ворошиловский стрелок” (14 сек.). “Валенки” переходят в шлягер “Нас не догонят”, охранник медленно встает, испытывает чувство стыда, думает, испытывает еще, подносит дуло револьвера ко рту. Реплика охранника: “Ложная тревога, господин директор! Да, как обычно...” Револьвер играет арию Каварадосси из оперы Леонковалло “Паяцы”, после чего дает отбой.
Щелкает затвор одноименного с оперой “Siemens-Pagliaccio”.
Крупным планом: губы Галины Борисовны. Они шевелятся.
Конец серии.
— Алло, мам? Я тебе из “Шутихи” звоню. Я здесь до субботы поживу, на полном пансионе!
Шаповал хорошо держала удар, особенно на людях. Но тут сорвалась:
— Настька! Прекрати свои дурацкие шутки! Меня из-за твоего звонка чуть не застрелили!
— Правда? Кто, менты?! Мне стукнуть “крыше”?!
В словах дочери звенела неподдельная тревога за мамочку, дорогую и любимую, и лед в сердце растаял.
— Никуда стучать не надо. Мелкое недоразумение, все уже в порядке.
— Отлично! Скажи им, пусть не стреляют, пока я не закончу. Я в “Шутихе”. Кроме шуток. Мне Мортимер экспресс-программу предложил. Три дня аттестации, но плотный график, от заката до рассвета. С проживанием. Зато десять процентов скидки, как за недельный курс. Я согласилась.
— Настя! Как ты могла?! Не посоветовавшись со мной?! По условиям контракта...
— При чем тут контракт? Если ты о материнско-попечительском благословении, так для аттестации оно на фиг не нужно. А тесты у них прикольные, мне нравится. Или тебе скидка по барабану? Много лишних денег? Банк ограбила?
— Только собираюсь. — Шаповал покосилась на бдящего охранника. Впервые дочь пеклась о мамином кошельке. Взрослеет? В конце концов, если девочке интересно...
— Короче, я в надежных руках. Забирай меня в пятницу, на закате. Люблю-целую!
— Люблю-целую, — вздохнула бедная мать.
У выхода ее догнала блондинка. “Вам факс”, — все дальнейшие звуки, издаваемые служащей, обращались в молчание, более красноречивое, чем гром фанфар. О таком молчании писал Абд-аль-Муалла: “Закрой свой рот, корова, и будешь вечной ланью!” Шаповал взяла факс.
“Здравствуй, милая мамочка! Убедительная просьба: пришли за мной Мирона Герш-Лейбовича не в пятницу вечером, а в субботу утром, в 7.30. Вечерняя сессия игры “What, why, where?” окончится не раньше полуночи: мы принимаем команду знатоков лицея-побратима из Одессы (штат Техас). Переночую в “Специалисте”. Всего наилучшего. Твой сын Юрий”.
— Как он узнал, что вы здесь? — изумилась блондинка.
— Как он узнал наш факс?! — ударил в набат подошедший ближе охранник.
— Это моя гордость, — ответила Галина Борисовна.
Это было правдой, чистой, как детский поцелуй. Младший сын со дня рождения доставлял маме исключительно приятные минуты. В три с половиной года он прочитал “Поднятую целину”, и целина ему не понравилась. В четыре с четвертью понял, что лучшая сантехника стоит отнюдь не в доме водопроводчика. В восемь с хвостиком твердо знал, что Рембо зовут Артюр и он — поэт, в крайнем случае работорговец, но никак не офицер спецназа. В одиннадцать навсегда отказался от мысли, что все сверстники — дебилы, усмотрев в этом начало комплекса неудачника; и был прав. В двенадцать, поспорив с второгодником Петушняком о значении эпитета “филистер”, сумел решить проблему путем диспута, но перешел в интернат-лицей “Специалист”, утратив возможность дальнейшего общения с петушняками как биологическим видом. С тринадцати бесповоротно отказался от футболок “Metallica” в пользу белых сорочек с галстуком, находя в этом неизъяснимое удовольствие. Стоматолога же посещал с регулярностью мазохиста; в психоаналитике не нуждался.
Если бы наша героиня могла дать сыну отчество Галинович, она бы это сделала.
“Юрочка никогда бы не остался в “Шутихе” на трехдневную аттестацию!” — такая мысль не покидала ее до конца рабочего дня, и тут мы ничего не в силах возразить.
21 
