— На самом деле, — сказал он Хизи, — Братец Конь и Нгангата правы насчет нас. Мы с тобой оба считаем, что мир вертится вокруг наших носов. Мы оба думаем, что без нас не взойдет ни солнце, ни Бледная Королева.
— Трудно так не считать, — пробормотала Хизи. — Столько людей сражается и умирает, и ведь даже боги говорят, что все это из-за нас.
— Нет. Не делай ошибки, Хизи: начали все сами боги. Мы с тобой…
— Я не хочу больше об этом говорить, — неожиданно сказала Хизи. — И так я ни о чем другом не думаю — и ты тоже.
Перкар заколебался. Он был уже готов рассказать обо всем, что говорил ему Карак, — о том, что лишь Хизи способна убить Изменчивого… Но можно рассказать ей о словах Карака и потом, завтра. Времени на это еще много — раз уж он решился.
— О чем же тогда ты хочешь поговорить?
— Не знаю. Не знаю! — беспомощно пожаловалась Хизи. — О чем бы мы с тобой разговаривали, если бы были обыкновенными людьми, без бога-меча, без барабана, вызывающего духов, не имеющими предназначения, ничего не знающими ни о какой войне?
— Ни о чем не разговаривали бы. Мы с тобой никогда бы не встретились.
— Я серьезно говорю. О чем бы мы разговаривали? Что бы ты сказал мне, если бы я принадлежала к твоему народу и мы с тобой оказались наедине?
— Я тоже не знаю, — хмыкнул Перкар.
— Ну постарайся! — требовательно сказала Хизи.
— Хорошо, принцесса.
— И не смей так меня называть! Особенно теперь.
Перкар рассеянно протянул руку и снова погладил Хизи по волосам.
— Теперь моя очередь извиняться. — Он внезапно осознал свой жест и отдернул руку, словно обжегшись. Хизи подняла на него глаза, взяла своими тонкими пальцами руку Перкара и притянула к себе.
— Я передумала, — буркнула она. — Мне холодно.
— Ах… — Лицо Перкара горело, но он снова прижал к себе Хизи. Подумав минуту, он вытащил одеяло и накинул его на плечи им обоим. Когда он взял девочку за руку, то, к своему удовольствию, ощутил ответное пожатие.
— Еще раз спасибо тебе за то, что спасла мне жизнь, — пробормотал он.
— Заткнись! Я же тебе говорила! — закричала Хизи, колотя кулачком ему в грудь. — Неужели нельзя сказать хоть что-нибудь, что совсем не было бы важным!
Перкар подумал немного и сказал:
— Я знаю историю о корове с двумя головами.
— Что?
— У нее было по голове с каждого конца. Эту историю мне обычно рассказывала моя мать. Жил-был лис, у которого была корова с двумя головами…
— Расскажи с самого начала, — потребовала Хизи.
— Ну, это такая глупая история…
— Расскажи, я тебе приказываю.
— Твоя воля — закон, прин… госпожа Хизи, — поправился Перкар. — Давным-давно, в те времена, когда люди и звери часто разговаривали друг с другом, кухонные горшки имели собственное мнение обо всем, а заборы то и дело жаловались на скуку, жил на свете лис, у которого не было коров. Вот однажды он и спросил себя: «Как бы мне обзавестись хорошим стадом, раздобыть Пираку…»
— Это длинная история? — перебила Хизи.
— Да.
— Замечательно.
И на некоторое время судьбы мира и их собственное предназначение были забыты, и Хизи смеялась над проделками лиса и его волшебной коровы, пока в конце концов они с Перкаром не уснули, тесно прижавшись друг к другу.
Первой проснулась Хизи; она не сразу поняла, где находится. У нее затекла рука, и что-то теплое прижималось к боку.
Потом она обо всем вспомнила и осторожно вытащила руку из-под Перкара. Он не проснулся, и Хизи стала смотреть на него, пытаясь разобраться в собственных смятенных чувствах.
Было приятно смотреть на спящего Перкара — сон прогнал с его лица все заботы, и юноша выглядел так, как, должно быть, выглядел, когда еще их судьбы не переплелись. Сколько ему лет? Двадцать, не больше.
И каковы его чувства к Хизи? Жалость? Желание защитить?
Хизи не была уверена, но было что-то в том, как он обнял ее, когда она перестала плакать, что-то, не похожее ни на одно из этих чувств. В Перкаре было заметно какое-то отчаянное стремление, и самая странная вещь заключалась в том, что она понимала это стремление, чувствовала нечто сходное. Словно она покрылась каменной корой, словно ее пальцы и лицо одеревенели, утратили способность ощущать. Это было более чем онемением. Сколько времени прошло с тех пор, когда кто-нибудь обнимал ее? Даже Тзэм не прикасался к ней с той ночи, когда они бежали из деревни Братца Коня. Хизи сама не понимала, как не хватает ей теплоты общения с великаном; ей было необходимо коснуться любого человеческого существа…