159 
Но прикосновение Перкара было чем-то особенным. Оно напомнило Хизи объятия Йэна, хотя и не совсем. То объятие было волнующим, запретным, сладостным. Теперь же у нее перехватывало дыхание, как бывает при приступе гнева, однако чувство было совсем другим, гораздо более глубоким. Хизи подумала: что бы она стала делать, если бы Перкар поцеловал ее? Приходила ли ему такая мысль? Хизи прошлой ночью опасалась, что он таки поцелует ее и тем самым вынудит решать, как ей себя вести. Теперь же она хотела бы оказаться принужденной принять решение — ей совершенно не нужна была эта неожиданно возникшая неопределенность.
Что ей делать, когда он проснется? Как себя держать? Хизи легла и снова закрыла глаза, озорно улыбнувшись. Пусть лучше все эти решения придется принимать Перкару.
XXIX
ПАДАЮЩИЙ ВПЕРЕД ПРИЗРАК
В первый день Ган был уверен, что не выживет, на второй начал мечтать о смерти. Ни один палач из храма Ахвен не смог бы придумать более изуверского орудия пытки, чем жесткое менгское седло и конь под ним. На рыси Ган натирал ляжки до мяса, легкий галоп заставлял болеть все его кости. Только крайности — передвижение шагом или быстрая скачка — не доставляли мучений, но скоро Ган понял, что и за это приходится расплачиваться: он вцеплялся в седло такой мертвой хваткой, что на следующий день не мог двигать руками, а мышцы сводила мучительная боль. Трижды за день судорога в ноге заставляла его падать на землю, ругаясь и проливая бессильные слезы.
Отряд не останавливался на отдых, и Ган, никогда прежде не ездивший верхом, был не в состоянии дремать в седле, как делали окружающие его грубые варвары. Когда же старик все-таки забывался сном, через несколько секунд он просыпался в ужасе, что сейчас упадет. К концу второго дня он был совершенно измучен и даже лишился способности возмущаться.
Ган не понимал языка менгов, хотя тот и имел смутное сходство с древним наречием Нола и многие слова звучали знакомо; однако Гхэ каким-то образом объяснялся с кочевниками, может быть, овладев их языком с помощью того же колдовства, которое позволило Перкару «выучить» нолийский.
Ган узнал от него, пока еще был способен что-либо воспринимать, что отряд всадников разыскивал их, по-видимому, по приказу того воина, который снился Гхэ, — местного вождя.
Единственное, что еще было известно Гану, — это что они скачут, чтобы встретиться с тем менгом из сновидений. Впрочем, Ган был уверен, что не доживет до встречи с ним.
Чтобы отвлечься от своих страданий, Ган попытался наблюдать за окружающими его людьми — если этих существ можно было так назвать. Такое занятие ему не особенно помогло. Кочевники все выглядели одинаково — со своими украшенными красными султанами шлемами, лакированными доспехами, длинными черными или коричневыми кафтанами. Даже пахли они тоже одинаково — лошадьми. Все они что-то бормотали на своем тарабарском языке и все смеялись над ним — стариком, который даже не способен сесть на лошадь без посторонней помощи. Единственным утешением Гану служил один из оставшихся в живых нолийских солдат — молодой парень по имени Канжу: он постоянно был рядом, подхватывал Гана, когда тот чуть не падал с коня, и приносил ему воду. Канжу был кавалеристом и хорошо умел управляться с лошадьми.
Гхэ совсем не обращал внимания на старика; он ехал впереди отряда с Квен Шен и Гавиалом, которые, как оказалось, оба умели ездить верхом.
На третий день, проснувшись, Ган обнаружил, что лежит на траве, кто-то брызжет ему в лицо водой, а на груди у него сидит большая цикада.
— Учитель Ган! Ты можешь двигаться? — Это был Канжу. Ган с благодарностью глотнул воды из меха, который протянул ему солдат.
— Наверное, я уснул в седле, — признался Ган.
— Ничего. Ты некоторое время будешь ехать вместе со мной.
— Нам этого не позволят.
— Придется позволить. Иначе им пришлось бы бросить тебя, а тогда дальше не поеду и я. Я ни за что не соглашусь оставить подданного императора в этих диких землях.
Несколько менгов, окруживших их, что-то залопотали, когда Канжу посадил Гана на седло позади себя, но постепенно смирились с этим. Основной отряд и так уже далеко опередил их, и эти кочевники не хотели совсем отстать, пока будут спорить.
— Неужели они никогда не спят? — проворчал Ган в спину солдату. Мускулы молодого человека были стальными; обхватив его, Ган почувствовал себя в безопасности, словно держался за ствол дерева. Неужели и он был когда-то таким?
159 
