— Не возражаю.
Братец Конь покачал головой:
— Ты только посмотри! Совсем не нужно разводить такой большой костер. Должно быть, они сожгли все дрова на сотни лиг вокруг.
Хизи сердито посмотрела на старика, давая ему понять, что сегодня не расположена соблюдать менгский обычай: говорить о всякой ерунде, прежде чем перейти к делу. Братец Конь понял намек.
— Перкар очень болен, — сообщил он; вся игривость исчезла из его голоса, сменившись почти пугающей усталостью. — Его околдовали.
— Околдовали?
— Ты же видела эту тварь у него на груди.
— Видела.
— У тебя действительно огромная сила, иначе ты лишилась бы рассудка. То, что ты видела, дух, — нечто вроде призрака или бога; может быть, отпрыск призрака или бога. Мы называем их «пожирающими дыхание», потому что они питаются человеческой жизнью. Обычно они убивают человека сразу, но меч Перкара продолжает исцелять его.
— Не понимаю. Я думала, Перкара ударили лопаткой для игры в пятнашки.
— Должно быть, лопатка была заколдована. Такие вещи случаются.
— Ты хочешь сказать, что кто-то сделал это с Перкаром намеренно.
Братец Конь кивнул:
— Конечно. Это должен быть гаан, кто-то, в чьей власти заставить духа.
— Вроде тебя. Старик крякнул:
— Нет. Кто-то гораздо более могущественный, чем я. Кто-то, кто сумел поселить пожирающего дыхание в лопатку и заставить его ждать. — Старик откровенно взглянул на Хизи. — Я знаю, тебя испугало то, что ты увидела во мне. Я знаю, что теперь ты мне не доверяешь. Мне следовало все объяснить тебе до того, как ты это увидела. Но я никогда не думал, что ты с такой легкостью разглядишь мою истинную сущность. Понять суть гаана — одна из самых трудных вещей. Боги часто скрываются в человеческой плоти, скрываются даже от самого острого взгляда. Ты должна меня простить: понимаешь, я никогда не предполагал, что даже если ты заглянешь внутрь меня, увиденное тебя испугает. Я иногда забываю, что это значит для человека: вырасти в Ноле, где нет других богов, кроме Изменчивого.
Хизи решительно сжала губы и подняла подбородок, стараясь вернуть себе ту храбрость, которую только что испытывала.
— Ты хочешь сказать, что ты тоже бог?
— Что? О нет. Но боги живут во мне. Очень маленькие, очень незначительные.
— В тебе? Я не понимаю.
Братец Конь помолчал, собираясь с мыслями.
— Существует много видов богов, — начал он. — Есть такие, которые живут в предметах — например, в деревьях или скалах, — есть повелители некоторых мест, некоторых областей. Есть еще боги горы, которых мы называем йяи; они отличаются от всех других, будучи предками животных. Вот, скажем, Мать-Лошадь — прародительница всех коней, а Чернобог — отец всех воронов, и так далее. Эти боги — боги горы — самые могущественные.
— Да, все это мне объяснили, — сказала Хизи невесело. Старик кивнул:
— У богов горы есть младшие родичи, которые бродят по свету. Мелкие боги облачены в плоть животных — вроде тех, кого мы избираем для обряда проводов бога-коня.
— Это я тоже знаю.
— Такие боги живут в телах смертных, а иногда в определенных местах, и такие места становятся их обиталищем, их домом. Но когда их дом оказывается разрушен — животное убито или место осквернено, — они становятся бездомными. Они должны вернуться к великой горе на западе, чтобы снова обрести плоть. Однако иногда удается предложить им, а то и заманить, в другой дом — сюда. — Братец Конь постучал пальцем по своей груди. — Вот почему мы называем себя «ектчаг сен» — костяные замки. Ты видела обитателей моего замка, дитя. Во мне живут и служат мне двое духов, хотя, как и я, они стали старыми и слабыми. Хизи задумчиво посмотрела на Братца Коня.
— И что же эти боги делают, живя в твоей груди?
— Первое и главное их дело — затуманивать взгляд, — мягко ответил старик. — Они даруют выносливость, чтобы вид бога не вошел в тебя, как клинок, не лишил тебя рассудка. Как только у тебя появляется хоть один помощник, как бы ни был он слаб, ты уже можешь противиться этому.
Хизи неожиданно поняла, к чему клонит Братец Конь, и ее глаза широко раскрылись от страха.
— Не хочешь же ты сказать, что и я должна?.. Позволить одному из этих существ поселиться во мне?
Братец Конь внимательно разглядывал собственные ноги.
— В этом нет ничего страшного, — сказал он. — В них редко нуждаешься и совсем не замечаешь.
— Нет!
Старик пожал плечами.