Последние отзывы

  92  

Полный такой силы, он шагал по пустырю, начинавшему больше походить на залитый солнцем луг. Вся боль была с ним и жгучее чувство потери и стыда, но и сила любви тоже — и обезображенное ранами, кровоточащее тело могло быть восславлено. Он улыбнулся образу, невольно пришедшему на ум. Не я, но Христос. Не только я. Только я, как Христос, думал Катон. И при мысли о Джо, который скоро должен был прийти к нему, его сердце так сжалось от любви, что он пошатнулся, и огромная страстная сила словно влилась в него от дымящейся земли: это ему не казалось — после дождя от земли, мокрой после дождя, действительно шел легкий пар. Катон неподвижно стоял, прислушиваясь к тому, как его лижет пламя любовного ожидания.

Он не строил дальних планов. Сказал Джо, что завтра отправится на север, чтобы приискать им место для житья. До начала триместра было еще две недели. Джо, похоже, относился к предстоящему как к приключению. Катон не воображал, что получится вечно держать Джо при себе. Он хотел сделать две вещи: уверить Джо в своей любви и убедить его овладеть профессией. Здесь, разумеется, пригодились бы деньги Генри, и Катон без угрызений совести обратился к нему за помощью. Если будет необходимо, он попросит еще. Он верил, что стоит Джо начать учебу, и его интеллект проснется и спасет его. Тогда, или раньше, его участие в судьбе Джо, наверное, закончится. Пока же ему предстояло быть спасителем и, конечно, исполнить свой долг, так что Катон отбросил все сомнения на сей счет. Что до частностей их отношений, то Катон относился к ним со спокойствием агностика. Любовь направит. Любовь подскажет, как лучше себя вести.

Свернув в крохотную изувеченную улочку, Катон увидел юношу, поджидающего его возле Миссии. При появлении Катона тот пошел ему навстречу, и Катон узнал в нем одного из учеников Брендана, юного семинариста. Юноша протягивал конверт.

— От отца Крэддока.

— Благодарю, — сказал Катон.

Он взял конверт и вскрыл его. Извлек почтовую открытку и прочитал послание Брендана:

Отправляю эту записку со студентом, поскольку чувствую, что должен немедленно известить тебя о смерти отца Милсома прошлой ночью. Перед смертью он говорил о тебе.

Как ты? Пожалуйста, возвращайся. Не волнуйся насчет Бога. Просто возвращайся.

Б.

Катон посмотрел в кроткие, вопрошающие глаза молодого человека.

— Спасибо, что принес записку.

— Ответ будет? Письмо?

— Нет. Ничего. Хотя погоди.

Катон достал карандаш и написал на обороте надорванного конверта: «Я уезжаю с тем парнем. Прощай». Подумал, глядя на написанное. Потом добавил: «Молись за меня». Сложил конверт и протянул семинаристу.

— Спасибо, сэр. Я передам это отцу Крэддоку.

Катон одиноко стоял на улице, уставясь на свою тень на неровном тротуаре. Известие о смерти отца Милсома вызвало настоящую боль. Если бы он навестил его, отсрочило бы это его смерть? Нет, подумал Катон, во всяком случае, не надолго. А телефон всегда неподходящее средство для такого рода общения. Бедный старик. И одновременно счастливый. Ему не пришлось пережить радость своей веры. Если есть Царствие Небесное, то он наверняка там. Requiescit in расе. Lux perpetua lucet eo ^[54]. Какое утешительное представление. Вот только нет никакого Царствия Небесного. «Верил ли я когда-нибудь в его существование?» — раздумывал Катон. Как бы хотелось, чтобы он собрался написать что-то в ответ на письмо отца Милсома, какие-то слова любви и благодарности. Он все еще носил с собой то письмо, сейчас оно было в нагрудном кармане его вельветового пиджака. Он спрятал открытку от Брендана туда же и свернул в узкий проход, чтобы войти в дом с заднего крыльца. Лишь сейчас, когда он коснулся калитки, вспомнилось: ученик Брендана назвал его сэром. Малость похоже на то, как разгневанный Цезарь, обращаясь к десятому легиону, назвал его Quirites!^[55]

Дверь в кухню была не заперта; Катон вошел и закрыл ее за собой. Направился к раковине и взглянул на себя в зеркальце для бритья. Он увидел, как на картине, свою голову, полосатую рубашку и красный платок. Давно он не смотрел на себя так внимательно. Он тщательно побрился, причесал неровно остриженные волосы. Вид у него был намного моложе. Выражение физиономии забавно задорное. Умора Форбс. Старина Жирдяйчик. Он ухмыльнулся себе.

— Надо же, это вы! Не сразу понял, кто это пялится на себя в зеркало.

Это был Красавчик Джо, вошедший следом.

  92