очень нудно 
28 
— Господи, какая глупость! Никто не желает нас понять, если мы не укладываемся в общепринятые рамки, в этом вся беда. А знаете, у нас с вами одни и те же сложности. Я тоже не могу жениться просто так, без душевной близости и понимания, я никогда и не пытался, после того как… — Она знала, что он имел в виду смерть Шона. — Жизнь слишком коротка, слишком быстротечна, преступление — истратить ее, играя чужую роль, я хочу всегда оставаться самим собой.
— А какой вы? — Настал ее черед расспрашивать его, ведь ей тоже хотелось узнать о нем как можно больше.
— Я не из тех, кто создан для тихих семейных радостей, я кочевник по натуре, только такая жизнь мне по душе, а много ли найдется женщин, готовых меня понять? То есть они делают вид, что ах как глубоко все понимают, а сами начинают заманивать в семейную ловушку. Да это все равно что заманить льва в клетку — ну заманили, а дальше что? Я рожден, чтобы жить на свободе, я люблю свободу, и, боюсь, приручить меня невозможно. — Он улыбнулся своей обворожительной улыбкой, и ее сердце затрепетало. До чего же он обаятелен! Он снова заговорил, и она всей душой отозвалась на его слова. — И еще мне кажется, я никогда не решусь завести детей, это тоже немалое препятствие, ведь почти все женщины хотят двух или трех. — Она не осмеливалась спросить его, почему он против детей, но он сам объяснил:
— После смерти Шона я понял, что не хочу никого любить так, как любил его. У меня было такое чувство, словно я потерял не брата, а сына, потеря была слишком тяжела. — В глазах Чарльза показались слезы, но он их не стыдился, не ощущал никакой неловкости. — Я бы так же сильно любил своих детей и, случись с кем-то из них такое, просто не смог бы это перенести. Нет уж, пусть все остается как есть. Я вполне доволен своей жизнью, чего мне желать? — Он горько усмехнулся. — Конечно, мои друзья негодуют. Вайолет считает своим долгом знакомить меня с подругами и приятельницами, так что, когда я оказываюсь в этих широтах, скучать никому не приходится. — Он легонько погладил ее руку. — А вы, мой друг, надеюсь, вы все-таки рано или поздно выйдете замуж?
— Чтобы выйти замуж, нужно от столького отречься… То, чего я хочу от жизни, несовместимо с браком — в том виде, в каком он у нас существует.
— А дети?
Она тяжело вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза.
— У меня есть Аннабел. И теперь вот ее сын… дедушка… мне не нужно своих детей.
— Нет, так нельзя, вы не должны жить жизнью других.
Вам слишком много дано, судьба вас слишком щедро одарила.
— Откуда вы знаете? — Казалось, он читает ее душу, как открытую книгу, и ведь ни разу не ошибся. — Вот вы, например, вполне довольны своей жизнью. Что помешает мне быть довольной своей?
— Но ведь я живу именно так, как мне хочется. А вы нет, вы стремитесь к иному. — Он говорил так ласково, его сильная рука бережно держала ее руку. Она не могла не согласиться с ним и медленно наклонила голову. У нее нет своей жизни, есть только долг и обязанности по отношению к людям, которых любит, но стремится к иному.
Одри задумчиво улыбнулась ему, понимая, что между ними возникла дружба, которая продлится много-много лет.
— Вы правы, и не в моих силах что-то изменить, во всяком случае, сейчас. Я могу только радоваться, что судьба подарила мне такой щедрый подарок — лето здесь, с Ви и Джеймсом, но скоро я вернусь домой.
— А там, дома? Сколько еще лет своей жизни вы готовитесь принести в жертву?
— Как сколько? Всю. Любовь не делят на части.
Да, это он понял, когда пытался спасти Шона, потому-то и боялся теперь полюбить самозабвенно — a tout jamais, как говорят французы. Ведь тогда надо будет отдать всего себя без остатка. Пятнадцать лет он жил, не привязываясь прочно ни к кому, и вдруг встретил женщину, которая понимает тончайшие движения его души, как он понимает ее. Странно, очень странно.
Он ее не искал и, если говорить правду, вовсе не уверен, что хотел найти, — может быть, когда-нибудь потом… И тем не менее — вот она, сидит перед ним, и ее медные волосы ярко сияют в лучах поднимающегося солнца.
— Не знаю, почему мы встретились с вами именно сейчас, но мне кажется, я в вас влюбился.
Меньше всего на свете она ожидала такого признания, ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
— Я… мне… я… — Так и не найдя слов, она смотрела ему в глаза. Конечно, он все понял из ее рассказов о Харкорте, об Аннабел, о дедушке, о страстном желании увидеть мир, жить полной жизнью, быть свободной, заниматься фотографией… Понял ее смутную, почти забытую мечту — поделиться с кем-то всем, что ей так дорого, встретить человека, который разделил бы ее мысли и желания… Что же, вот он, этот человек, перед ней, их пути сошлись на несколько дней или часов. — ..Мне кажется, я тоже, — с изумлением прошептала она, чувствуя впервые в жизни свою полную беспомощность. Одри чуть качнулась навстречу ему, он обнял ее и так крепко прижал к себе, что у нее перехватило дыхание. Его губы коснулись ее волос. Не было ни малейшего сомнения в том, что их поразила одна и та же стрела.
28 
