8 
— Пойду прогуляюсь, — сказал он де Бурмону.
— Лучше попробуй заснуть, — отозвался тот, не открывая глаз. — Завтра будет безумный день. Вряд ли удастся отдохнуть как следует.
— Я только взгляну, как там Нуаро. Я быстро.
Фредерик накинул на плечи доломан и вышел из палатки, с наслаждением вдыхая прохладный ночной воздух.
Пламя бросало причудливые отблески на лица сидящих у костров солдат. Задержавшись на минуту у огня, юноша отправился на конюшню, откуда время от времени доносилось тревожное ржание.
Эскадронный конюх вахмистр Удэн играл в карты с другими унтер-офицерами. На столе среди засаленных карт стояли бутылка вина и несколько стаканов. Увидев Фредерика, игроки поспешно вскочили на ноги.
— К вашим услугам, господин подпоручик! — гаркнул Удэн, крупный, усатый малый с красным от вина лицом. — В конюшне никаких происшествий.
Вахмистр был угрюмый ветеран, любитель выпить и подраться, но с лошадьми управлялся как никто другой. Он носил в левом ухе золотое колечко и красил волосы, чтобы скрыть седину. Мундир Удэна, как у большинства гусар, был искусно расшит и украшен шнурами. Вкусы кавалеристов не отличались разнообразием.
— Я пришел проведать своего коня, — сообщил Фредерик.
— Как вам будет угодно, сударь, — ответил вахмистр, с явной неохотой соблюдая субординацию по отношению к мальчишке, который годился ему в сыновья. — Желаете, чтобы я вас сопровождал?
— Этого не требуется. Надеюсь, я найду Нуаро там, где оставил его вечером.
— Так точно, господин подпоручик В загоне для офицерских лошадей, у самой стены.
Фредерик двинулся дальше по темной тропинке, а Удэн, проводив его исполненным деланного почтения взглядом, вернулся к картам. Вахмистр терпеть не мог, чтобы посторонние совались к его лошадкам. Когда эскадронные кони были не под седлом, Удэн считал их своей собственностью. Он тщательно следил за тем, чтобы прекрасные орудия войны в редкие мирные часы были чистыми и сытыми и ни в чем не нуждались. Как-то раз, задолго до испанского похода, Удэн крепко повздорил с вахмистром кирасир, позволившим себе пренебрежительно отозваться об одном из доверенных ему коней. Кирасир отправился прямиком на небеса с чудовищной сабельной раной на лбу, и ни один из невольных свидетелей этой сцены никогда больше не позволял себе непочтительных слов о конях вахмистра Удэна.
Нуаро был великолепным семилетним жеребцом, черным, как ночь, с красиво подстриженными хвостом и гривой. Его небольшой рост с лихвой возмещали крепкие ноги и широкая грудь. Фредерик приобрел его в Париже, полностью опустошив свой и без того тощий кошелек, но гусарскому офицеру полагалось иметь доб-рого коня. В решающий час он мог спасти жизнь своему седоку.
Нуаро меланхолично жевал сено у беленой стены, окружавшей оливковую рощу. Почуяв приближение хозяина, он повернул голову и тихонько заржал. Фредерик полюбовался благородной мордой своего коня, похлопал его по гладкому крупу, а потом запустил руку прямо в сено и приласкал горячие губы животного.
На горизонте сверкнула молния и несколько мгновений спустя где-то вдалеке прокатился гром. Лошади испуганно заржали, и Фредерик, невольно содрогнувшись, поднял глаза к мрачному небу. В двух шагах от загона бесшумно, как ночные тени, прошли часовые. Фредерик снова посмотрел на небо, подумал о дожде, о повешенном на дереве Жуньяке, о злобных темнолицых дикарях и впервые в жизни ощутил во рту солоноватый привкус страха.
Юноша обхватил рукой красивую голову Нуаро и нежно потрепал его бархатную гриву:
— Не подведи меня завтра, дружок. Мишель де Бурмон еще не спал; он поднял голову, едва Фредерик вошел в палатку.
— Все в порядке?
— Конечно. Я только посмотрел, как там лошади; Удэн хорошо о них заботится.
— Этот вахмистр знает свое дело. — Де Бурмон ходил проведать лошадей парой часов раньше. — Будешь спать или выпьешь коньяку?
— По-моему, это ты хотел спать.
— И буду. Но сначала выпью немного. Фредерик достал из седельной сумки своего друга обтянутую кожей флягу и разлил коньяк в металлические стаканы.
— Там что-нибудь осталось? — спросил Фредерик.
— Пара глотков.
— Тогда оставим их на завтра. Вдруг Франшо не успеет наполнить ее снова перед выступлением.
Друзья со звоном сдвинули стаканы; Фредерик пил медленно, де Бурмон проглотил свой коньяк залпом. Как полагается гусару.
— Боюсь, дождь будет, — произнес Фредерик после недолгого раздумья. В голосе его не было ни тени тревоги; он просто высказал вслух мысль. И все же, не успев договорить, юноша пожалел о своих словах. К счастью, де Бурмон повел себя великолепно.
8 
