4 
Она вспомнила лиса, который совсем недавно прошел мимо нее. Потом вновь увидела обнаженное тело Жоашена в тот памятный вечер, когда он выскочил на опушку леса за домом в Анжере. Оно казалось таким белым в голубых сумерках. Этот юноша напоминал языческое божество — великолепное и пугающее.
— К Франсуа де Бовуа подобное определение совсем не подходит, — сказал он.
Она силилась сохранить невозмутимость.
— Ты говорил об этих безумных подозрениях матери? — спросила она.
— Матери! — пробормотал он, пожав плечами. — За свою короткую жизнь она немногому научилась.
За свою короткую жизнь! Эти слова неприятно поразили Жанну.
— Я больше не буду терзаться этим, — сказал Франц Эккарт. — Он в любом случае придет.
— Кто придет? — тревожно спросила Жанна.
— Мой настоящий отец.
— Откуда ты знаешь?
Сам вопрос был признанием, но она спохватилась слишком поздно. И с какой убежденностью он говорил все это!
— Я прочел это в моем собственном гороскопе.
— Стало быть, ты занят только чтением своего гороскопа? — спросила она, начиная слегка раздражаться.
— Нет, иногда я составляю гороскопы другим людям.
Она напряглась и вопросительно взглянула на него, ощущая тревогу при мысли, что Жоашен может явиться в Гольхейм и нарушить покой семейства Франсуа.
— Кому именно?
Он не ответил, и на губах его по-прежнему блуждала тень улыбки.
— Мне? — спросила она. Он кивнул.
— Как ты смог составить мой гороскоп?
— Я знаю, что ты родилась в последнюю неделю Рождественского поста. В 1435 году, поскольку тебе было пятнадцать лет, когда произошла битва при Форминьи. Франсуа рассказал мне об этом.
— И что же? Что ты обнаружил?
— Ничего такого, о чем бы ты уже не знала, — ответил он тоном, который отбивал охоту продолжать расспросы.
Впрочем, он опустил глаза.
— Ну, так что же? Возможно, какие-то безумства? Ведь ты постоянно вопрошаешь звезды…
— Не понимаю, отчего ты так беспокоишься, — сказал он, словно отгораживаясь от нее. — Звезды ничего не выдумывают.
Внезапно он повернулся к ней, и взор его стал жгучим.
— Они не выдумали, что у тебя произошла страшная ссора с кем-то из родных тебе по крови. И что ты, возможно, убила его.
При слове «кровь» она ощутила, как ее собственная кровь бросилась ей в лицо. Она посмотрела на Франца Эккарта со страхом и одновременно с изумлением, словно вдруг оказалась перед лицом ангела-провозвестника Страшного суда. Впервые в жизни она вдруг ясно осознала, что ожидает ее душу после смерти. Ни одному священнику никогда не удавалось с такой силой пробудить в ней мысль о своем конце, об ответственности за свои поступки, о Добре и Зле.
Она поняла, что волнение выдает ее куда больше, чем слова: это было признанием.
— Так говорят звезды? — спросила она, наконец, низким, почти хриплым голосом.
Она забыла, что когда-то попросила Местраля составить гороскоп брата Дени, поразивший ее своей точностью.
— Жанна, можно лгать в обществе, чтобы не задевать самолюбия людей, но есть сфера, где от истины уклониться нельзя. И в эту сферу попадаешь, когда остаешься один на один со звездами.
Она удрученно опустила голову, чувствуя себя разом и провинившейся девочкой, и старухой.
— Что еще ты увидел?
— Что примерно в шестнадцать лет ты пережила такую же беду, как моя мать: тебя тоже изнасиловали. Дата совпадает с зачатием твоего сына Франсуа.
Твоего сына Франсуа! Итак, он был твердо убежден, что Франсуа ему не отец. Она почувствовала приближение грозы.
— У нас с Франсуа общая судьба: мы пришли в мир как плоды насилия. У неба свои замыслы. Франсуа стал одним из лучших распространителей книгопечатания, благодаря которому мир наполняется знанием. Что до меня…
— Что до тебя?
— Я не знаю, какая миссия доверена мне. Он вздохнул.
— Стало быть, вот чем ты занимаешься в своем убежище? Допрашиваешь звезды, чтобы узнать зловещие тайны?
Он коротко рассмеялся:
— Я раскрываю не только зловещие тайны, Жанна. Я нахожу и очень трогательные. Например, великую любовь, которую ты пронесла через всю жизнь, даже когда этот мужчина исчез.
Жак, подумала она. Да, она пронесла любовь к Жаку через всю жизнь. И своей любовью превратила Исаака Штерна, любовника, кравшегося к ней под покровом ночи, в Жака де л'Эстуаля, лучшего из мужей. Это было величайшее деяние ее жизни. Она сумела сдержать слезы.
4 
