очень нудно 
30 
– К чему? – спросил Леоф.
– А мне откудова знать? – ответил старик.
Водные ворота, без изысков выкованные из железа, были открыты. Лодка тихо скользнула сквозь них, и они оказались в Бруге.
Диковинная тишина казалась здесь особенно пронзительной, даже более напряженной, чем когда они плыли по каналу, словно Бруг являлся ее средоточием. Ни одно окно не было освещено изнутри, и стекла блестели отраженным лунным светом, словно глаза слепца.
Гильмер, стараясь не шуметь, подвел лодочку к причалу.
– Ты первый, – сказал он Леофу. – И не скинь меня.
Леоф осторожно выбрался из лодки на каменный причал, и по его спине пробежали мурашки, когда он коснулся земли. Артвейр был прав – здесь произошло что-то ужасное.
– Придержи лодку, – прошептал Гильмер. – Подсоби, да?
– Извините, – так же шепотом ответил Леоф.
Но даже его едва различимый ответ, казалось, эхом разнесся по безмолвному городу. Он придерживал лодку за борт, пока старик привязывал ее, и слушал, как отчаянно колотится в груди сердце.
Бруг, залитый лунным светом, был невероятно красив. Высокие узкие дома словно купались в серебре, булыжные мостовые казались блестящими реками, а вода канала сияла, точно покрытая слюдой. В нескольких метрах от причала высился изящный мост – видимо, он и дал городу имя, на опорах дремали каменные святые. На другом берегу канала стояли колокольня и церковь.
Совсем рядом с пристанью, на улице, идущей параллельно каналу, Леоф разглядел какую-то деревянную вывеску над дверью. В тусклом свете ему удалось прочитать: «Фатем Пейтера». Внизу под надписью имелся деревянный барельеф, изображавший толстого сакритора, наполняющего кружку из бочки с вином.
Покончив с лодкой, Гильмер показал на вывеску.
– Наикращая таверна в городе, – сказал он. – Сейчас здесь должно быть полно народа.
Но, как и во всех остальных домах в Бруге, в таверне царили тьма и тишина.
– Придется глянуть вовнутрь, – прошептал Гильмер. – Если все прячутся, бьюсь об заклад, половина города схоронившись здесь. В подвале.
– От чего? От нескольких мерзавцев, которые сожгли ваш маленд?
– Нет, – ответил Гильмер. – У Бруга свое доброе имя.
– В каком смысле?
– Злодеи и раньше заглядывались на город. Хорошее место – разрушил насыпи, и вода разольется на шестьдесят лиг. Уже пробовамши. Тридцать лет назад ханзейский лыцарь – Ремизмунд Фрам Вулторп – явился сюда и привел двадцать всадников и сто пеших солдат. Засел в энтой самой таверне и послал в Эслен письмо, угрожавши выпустить воду, если ему не заплатят денежки.
– Но ничего не сделал?
– Нет. Одна дивчина, дочь плотника, который лодки делал, первая красавица в городе, на следующий день выходила замуж. Так вот, значится, она, надевши свадебное платье, пошла к Вулторпу, в его комнату на самом верху. Они стали миловатися возле окна, а девушка накинула ему на шею шлейф платья и выбросилась в окно. Оба в лепешку разбившись – примерно там, где ты сейчас стоишь. По этому сигналу остальные горожане набросились на солдат. Армии мерзавца пришлось к воротам прорубаться. Около сотни горожан померши. – Он покачал головой. – И это не единственная история. Все мальчишки и девчонки Бруга почитают насыпи и мост священными и мечтают стать героями следующей истории.
– И все же вы думаете, что они испугались и решили спрятаться?
Гильмер покачал головой.
– Нет, – грустно проговорил он. – Я боюсь, что они не прячутся.
Дверь открылась с легким скрипом, но никто не бросился к ним навстречу. Бормоча что-то под нос, Гильмер вытащил трутницу и зажег ближайшую свечу.
– О святые небеса! – выдохнул Леоф, когда она разгорелась.
В таверне действительно было много людей, точнее, того, что когда-то было людьми. Они неподвижно лежали или сидели группами, и Леоф сразу понял, что они мертвы. Даже в теплом свете огня их кожа была белой как снег.
– Очи, – хрипло проговорил Гильмер.
Взглянув повнимательнее, Леоф без сил опустился на пол, и его вырвало. Ему казалось, что сама земля закачалась у него под ногами, а на плечи давит тяжелое небо.
Ни у кого из мертвецов не было глаз – только черные провалы.
Гильмер положил руку Леофу на плечо.
– Ну, тише, приятель, – сказал он дрожащим голосом. – Мы же не хотим, чтобы тот, кто энто сотворивши, нас услыхал.
– Я не могу… – На Леофа накатила новая волна тошноты, и он прижался лбом к деревянному полу.
30 
