146 
— «И вымокшее платье потащило ее от песен старины на дно, в муть смерти».
— Ненавижу сумасшедших. А ты?.. Не считая «Быть или не быть», я знаю только одну строчку из Шекспира. «Черна я от щипков любовных солнца»[113].
— Клеопатра. Можешь ей быть. Ты достаточно темная.
— Я не достаточно темная.
— Ладно. Можешь быть Виолой или Розалиндой и переодеться мальчиком. Она притворяется мальчиком. Выдает себя за мальчика. Надень шпагу.
— А вот это блестящая мысль. — Повернувшись к нему спиной, она в авокадовом освещении тянется за белым купальным халатом. — Мальчик из меня вышел бы очень хороший.
Вторая половина похода в гости к Глории состояла в стриптизе наоборот, продолжавшемся почти час. Но у него не было чувства, будто его дразнят. Она показывала ему разные штуки: вот так они моются, вот так они одеваются. Были в этом и моменты, близкие к невинности: он вспомнил, как чувствовал себя десятилетним мальчиком, читая Вайолет номера «Банти».
— На этот раз вышло в целом нежестко, — сказала она, показав свои голубовато-белые зубы. — Но все равно это черная месса. Мы делаем все наоборот.
Идя по Примроуз-хилл и через Риджентс-парк, Кит думал об Индии, о Болливуде, где фильмы на религиозные темы назывались теологическими. Возможно, это и есть тот жанр, в который он вошел. Порнотеологический фарс.
Август.
Кит входит в свой кабинет и велит секретарше набрать номер.
— Я только что вылез из постели, в которой находилась Глория Бьютимэн, — говорит он.
— Кит, дорогой мой малыш!
— Теперь я расскажу тебе все, о'кей? На каком бы конце земного шара ты ни находился. Все.
— Разве ты не всегда так поступаешь?
— Я не особенно распространяюсь о своих неудачах. Например, о том факте, что не могу кончить с Алексис.
— О. Значит, это не так, как с Айрис.
— Нет, не так, как с Айрис. С Алексис я могу приступить, но не могу завершить. А с Глорией у меня стоит совершенно по-другому. Другой порядок величины. Как вешалка для полотенец. Короче. Мне нужно рассказать тебе все про Глорию. Чтобы и дальше так держать.
— Ну, рассказывай.
— Это было удивительно. Она такая удивительная девушка. Пришла ко мне домой и говорит: «Так. Ты где хочешь?» Я сказал, что хочу в спальне. И ничего не вышло.
— Это и вправду удивительно.
— Мы легли в постель, и знаешь что? Никакого дуракаваляния насчет того, чтобы не снимать трусы, ничего такого. Но мы легли в постель, и знаешь что? Рукоприкладство, и все.
— Какое именно рукоприкладство?
— Ну, знаешь, Николас, бывают такие поэты, которые пишут настолько заунывно и при этом технично, что их стихи называют поэзией поэтов. Вот так оно и было. Рукоприкладство рукоприкладчиков. Но только рукоприкладство, и все.
— Она удовлетворила тебя руками. А как же твои права и привилегии, дорогой мой малыш?
— У меня были права и привилегии. Я удовлетворил руками ее. Первым.
Утром он принес Глории завтрак в постель: чай, тосты, йогурт, разрезанный на дольки апельсин. Он сказал:
— Поверь мне, я не жалуюсь. Но все это выглядит слегка архаично. После Италии.
— В Италии, — ответила Глория, держа чашку обеими руками (простыня пересекала ее грудь, словно лифчик шириной с кровать), — был курортный роман. А сейчас у нас другое, что бы это ни было. А теперь ложись.
Она сказала, что он может продолжать встречаться с Алексис (которая знала про Глорию и не возражала), — но больше ни с кем.
— Я страшный ипохондрик, — сказала она. — И мне необходимо знать, где ты был.
То был единственный раз, когда она провела у него ночь.
Сентябрь.
— Глория только что ушла. Она приходила на скромный ужин.
— О, — говорит Николас. — Значит, тебя, я полагаю, как следует отдрочили.
— Это для нас уже пройденный этап. Я ублажаю ее орально. А потом она орально ублажает меня. Позицию шестьдесят девять она не одобряет. Говорит: «Так невозможно уделить этой штуке полное внимание, которого она столь сильно заслуживает».
— Покладистее и быть не может. Разве что когда глотает.
Кит рассказывает ему про зловещий изыск.
— О господи.
Октябрь.
— Глория снова заходила. За минеральной водой.
— О. Значит, у тебя, я полагаю, как следует отсосали.
— Это для нас уже пройденный этап. Теперь можно делать все, что угодно. При условии, что уложишься в тридцать пять минут. — Он говорит дальше, довольно долго. — Она сказала: «Задница вроде моей быстро приучается пользоваться всяким случаем». Подумать только… Как ты считаешь, полиция про Глорию знает?
146 
