очень нудно 
65 
— Ну что, — сказала Шехерезада. — Твой зад сегодня собрал настоящую толпу энтузиастов.
У Глории сделался вид, словно она внезапно что-то проглотила.
— То есть?
— То есть? То есть твоя задняя часть и переполох, который она вызвала.
— И с тобой было то же самое, — Глория опять сглотнула, — и с твоими… с твоим бюстом.
— Ну, если затягивать ее в эти вельветовые штаны…
— Это ты мне так сказала. Я собиралась пойти в платье, а ты сказала, надень что-нибудь другое. Вот я и надела вельветовые штаны. Штаны как штаны — что тут такого?
— Штаны. Вельветовые, в обтяжку и ярко-красные. У тебя задница как помидор, получивший приз на выставке.
— Вы только послушайте! Кто бы говорил. В такой-то блузке.
А Кит размышлял. Что дозволено героиням?
Пока Лили, Кит, Шехерезада, Адриано и Глория шли через пыльную серую пьяццу, а потом вдоль бесконечной авеню, молодые люди Офанто инсценировали свой хореографический референдум по вопросам привлекательных черт трех девушек. Вот они, опять. Стянувшиеся, словно железные опилки, послушные магнитам с переменным магнитным полем, молодые люди виляли, кружили, а затем — с наглядной прямотой — разделились на две шеренги: одна перед Шехерезадой, другая позади Глории Бьютимэн. Одна группа шагает передом. Другая группа шагает задом. А Лили? Могу сказать, что ее фигура, когда появилась, оказалась безупречно симметричной, не перегруженной сверху, не перегруженной снизу — классической, без фетишей. Но это, разумеется, мало что означало в глазах молодых людей Кампаньи, верных таинству спаренных вращающихся орбит. Тут-то Адриано и допустил свою ужасную ошибку. Такая мелочь. Он всего лишь протянул руку.
— А что нам прикажете делать? — спросила Глория на розоватой террасе. — Запеленаться, как Руаа?
А Шехерезада засмеялась металлическим смехом и сказала:
— У тебя хоть хватило ума отказаться от этого бокала шампанского. Иначе — просто подумать страшно.
Глория быстро обвела взглядом лица. Из глаз ее выскочили две слезы — видно было, как они беловато посверкивают, выскакивая и падая…
Тут в молчание вступила, поднявшись, Лили.
— Чтобы пользоваться настоящим успехом в Италии, — сказала она с медленным нажимом, — нужно именно это. Твои сиськи. И твоя задница.
— Ты знаешь, — остервенело сказал Кит, — Лили, ты знаешь моего преподавателя Гарта? Тот, который поэт. Он говорит, что у женского тела есть один недостаток по части дизайна. Говорит, что сиськи и задница должны быть с одной стороны.
— С какой стороны?
Кит секунду подумал:
— Мне кажется, ему все равно. Хотя вы, наверное, скажете, что ему-то как раз не все равно. Спереди. Чтобы лицо видеть. Для этого надо, чтобы спереди.
— Нет, конечно сзади, — возразила Шехерезада (а Глория повернулась и вошла внутрь). — Если бы спереди, ее ноги торчали бы не туда.
Лили сказала:
— Она бы задом ходила. А эти ребята на улице… пытаюсь понять. Они бы как ходили?
* * *
В тот вечер ужин был мертв, убит зловонной плесенью Офанто — никто не предпринял и попытки его устроить. Лили с Шехерезадой заперлись в апартаментах, а Кит пошел, ковыляя, вниз по холму, заполнить время общением с Уиттэкером, а также с Амином, который молча вытащил большой кус чернейшего и прекраснейшего гашиша.
— Господи, а ведь крепковато, нет?
— C'est bien de tousser, — ответил Амин. — Et puis le courage. L'indifférence[54].
— Уиттэкер, что все это значит?
Он имел в виду то, что было изображено на картинах, веером раскинутых по полу.
— Каталог составляю, — ответил Уиттэкер. — Мой пикассовский период.
Фигуры на холстах все были задом наперед или наизнанку, и через некоторое время Кит принялся спрашивать, а что, неплохо бы сексуально перераспределить мужчин, чтобы член и задница были с одной стороны, а может, и голова тоже, свернутая наоборот, как у Адриано в «роллсе»…
— Знаешь, Мальчик с пальчик сегодня назвал меня Кифом, — рассказывал он какое-то время спустя. — Назвал меня Кифом. И это верно. Я как раз выкурил целую смертельную дозу кифа с Амином.
— Дурак, — сказала Лили. — Сам же знаешь, что наркотики тебе не по плечу.
— Знаю. Ты потрясающе выглядишь. — Так оно и было, при свете свечей. Она была похожа на Бориса Карлоффа. — Слово «ассассин» произошло от гашиша. Или наоборот.
65 
