очень нудно 
104 
— Я прошу только об этом. Только об этом.
Хонда, в общем-то, рисковал, ограничиваясь столь незначительной просьбой. В чем, собственно, состоит удовольствие, если он не собирался совершить глупость? Он вытащил Йинг Тьян из этого мира, похожего на мусорный ящик, страдал из-за девушки, до которой еще и пальцем не дотронулся. Он, делаясь все глупее, мечтал о какой-то точке, где соприкоснутся его страсть и путь небесного тела.
— А может, оставить девушку в покое, пусть делает что хочет, — наконец заговорила Кэйко. — Говорят, ее видели в дансинге «Мимацу» — она танцевала щека к щеке с каким-то студентом, явно не из приличных.
— Оставить как есть? Ни в коем случае. Предоставить ее самой себе — значит позволить ей стать взрослой?!
— Так у вас есть право запретить ей это? Тогда что же вы раньше все сетовали на то, что она невинная, неопытная девушка?
— Я собирался сделать из нее другую женщину. И в этом потерпел неудачу. И все из-за этого болвана, вашего племянника.
— Да, Кацуми точно болван, — расхохоталась Кэйко и подняла бокал так, что ее ногти пронизывал свет люстры. Острые, покрытые красным лаком ногти, если смотреть на них через стекло бокала, напоминали загадочный восход маленьких солнц.
— Солнце всходит, вот… — Кэйко опьянела, это было понятно.
— Зловещий восход, — словно про себя пробормотал Хонда, ему захотелось, чтобы эта слишком ярко освещенная комната перестала быть такой красивой и уютной.
— Так по поводу нашего разговора. А если я откажусь?
— Моя старость будет совсем мрачной.
— Ну, вы преувеличиваете… — Кэйко поставила бокал на столик и снова задумалась. Слышно было, как она бормочет: «И что это я все время помогаю людям». Потом она сказала:
— Настоящая проблема в том, что вы по-прежнему ребенок. Такой человек, если чего-то хочет, то готов отправиться в Африку на поиски марки с типографской ошибкой.
— Я думаю, что люблю Йинг Тьян.
— Да ну?! — Кэйко рассмеялась, явно не веря сказанному.
Потом решительно произнесла:
— Понятно. У вас сейчас потребность совершить какую-нибудь жуткую глупость. Ну, что ж, — тут она слегка приподняла подол платья. — Может быть, поцелуете мне ногу, вот тут, в подъеме? Это уж точно прояснит ваше сознание. Что, если вам посмотреть на ножку женщины, которую вы совсем не любите? Говорят, у меня красивые вены. Не беспокойтесь, я после ванны привела ноги в порядок, так что никакого ущерба здоровью вам это не нанесет.
— Сделаю это с удовольствием за то, что вы выслушали мою просьбу.
— Так действуйте. Для истории ваших ощущений вам следует хотя бы раз сделать что-то подобное. Это очень украсит, оживит ее.
Кэйко охватил азарт педагога. Она встала прямо под сверкавшей люстрой. Пригладила обеими руками стоявшие торчком волосы, и они, как уши слона, свисали теперь справа и слева от головы.
Хонда собрался было рассмеяться, но не смог. Оглядевшись по сторонам, он медленно согнулся. В пояснице вдруг возникла боль, поэтому он присел на корточки и без колебаний распростерся на ковре. Сандалии Кэйко, которые были у него перед глазами, выглядели как предмет культа — на ярко-красные ногти пальцев, плотно сидевших в обуви, сползали сухие плоды коричневого, зеленого, белого и лилового цвета, они закрывали и чуть напряженный подъем. Хонда уже приблизился к нему губами, как вдруг нога в сандалии коварно ускользнула. В конце концов оказалось, что его губы не смогут добраться до подъема ноги, если он не сунет голову под подол в цветочном узоре. Там, внутри, его обволокло легким ароматом и теплом. Хонда неожиданно попал в другую, неведомую страну. Поцеловав ногу, он поднял глаза — свет, просачиваясь через цветы на платье, стал темно-алым, и в этом свете возвышались две прекрасные белые колонны со слабым голубым рисунком вен, а в небе над ними висело, закручивая и путая лучи, маленькое черное-пречерное солнце.
Хонда отстранился и наконец поднялся.
— Вот, сделал, как вы потребовали.
— Я выполню обещание, — Кэйко взяла перстень и удовлетворенно улыбнулась.
42
— Ну, что ты там делаешь? — позвала из дома Риэ: муж до сих пор не пришел завтракать.
— Смотрю на Фудзи, — ответил Хонда, так и не обернувшись в сторону дома и по-прежнему глядя на Фудзи, возвышавшуюся за беседкой в западной части сада.
В шесть часов летним утром Фудзи была наполнена цветом благородного вина, контуры ее были туманны, и пятнышки снега где-то в районе восьмой станции казались пудрой на личике ребенка, которого подготовили для участия в праздничном шествии.
104 
