очень нудно 
38 
Кажется, у всех, кто находился в окрестностях района Маруноути, была одна и та же цель. Широкие тротуары были заполнены людьми.
«Мне сорок семь лет», — думал Хонда. Ни в душе, ни в теле не осталось молодости, сил, чистых чувств. Еще лет десять, и пора готовиться к смерти. «Вряд ли я погибну на войне». Хонда не был военнообязанным, но даже если бы и был, он не боялся, что его пошлют на поле боя.
Возраст, когда лучше издали рукоплескать напрасным патриотическим поступкам молодых. Летали даже бомбить Гавайи! Подобное геройство ему явно не по возрасту.
Неужели его отделял от них только возраст? Не совсем так. Хонда и рожден был не для подвигов.
Жизнь его, как и жизнь каждого человека, постепенно двигалась к смерти, но, во всяком случае, он осознавал, куда идет. Он не бросался туда бегом. Бывало, Хонда помогал людям, но сам не попадал в такие ситуации, когда помощь требовалась бы ему. Это было не в его характере, чтобы его кто-то спасал. Жизнь не создавала для него критических ситуаций, когда человек бессознательно протягивает руку и явно рассчитывает на неоценимую или чрезвычайно крупную материальную помощь. (Ведь именно в этом состоит обольщение?) К сожалению, он был человеком независимым, лишенным подобного очарования.
Было бы преувеличением сказать, что Хонда завидовал тем, кого приводила в такое возбуждение атака на Перл-Харбор. Просто он стал пленником самолюбивой, мрачной уверенности в том, что его собственная жизнь теперь пройдет без ярких потрясений. Это он-то, который до сих пор никогда серьезно и не мечтал о подобном!
Может быть, виной тому были впечатления, оставшиеся от Индии. Перед Хондой вставал Бенарес — как ни велика была его былая слава, теперь она поблекла, поэтому тайна переселения души так тревожила сердце, отнимала мужество, вызывала мысли о бесплодности непродуманных поступков… всю эту философию он обратил на оправдание собственного эгоизма. Хонда чувствовал, что страстное возбуждение людей заставляет его сердце закрыться; так человек сторонится искр рвущегося рядом фейерверка.
Уже издалека были слышны ликующие крики толпы, собравшейся перед мостом Нидзюбаси,[24] видны флажки с солнечным кругом. Хонда остановился поодаль и, засунув руки в карманы пальто, смотрел на увядшую траву, покрывавшую насыпь надо рвом, на зимние сосны. Мимо в сторону толпы со смехом, взявшись за руки, бежали две девушки — на них были синие рабочие костюмы. Мелькнувшие в улыбке белые зубы влажно блеснули на зимнем солнце. Красиво изогнутые губы — на холодном зимнем воздухе по ним мгновенно побежали теплые трещинки… женские губы, о которых, наверное, мечтали герои, летавшие бомбить Перл-Харбор. Так уж устроена молодость. У молодежи просто потребность в самых жестоких поступках, и одновременно их привлекает самое отчаянное кокетство. Может быть, с ними кокетничает смерть?… Хонда тоже когда-то был юношей. Но «одаренным юношей», которого смерть никогда не притягивала.
В этот момент освещенное солнцем, широкое, покрытое гравием пространство, которое разделяло Хонду и собравшихся у моста людей, неожиданно показалось ему бескрайней пустошью. В памяти вдруг отчетливо всплыла фотография из альбома времен японско-русской войны — «Заупокойная служба у храма Токуридзи», которую ему целых тридцать лет назад показывал Киёаки, фотография накрыла пейзаж перед глазами и в конце концов полностью вытеснила его. То был конец войны, здесь — начало. И все-таки видение было зловещим. Далекие, окутанные дымкой горы слева — они постепенно вздымались ввысь от широкого подножия, справа — горы исчезали за пыльным горизонтом вместе с рассеянными купами деревьев, сейчас между этими деревьями просвечивало желтое небо…
Это пейзаж с той фотографии. А еще точно в центре кадра маленький могильный знак из некрашеного дерева и покрытый белой тканью алтарь — видны лежащие на нем цветы — тысячи солдат стоят вокруг с опущенными головами.
Все это отчетливо предстало перед глазами Хонды. А потом снова он услышал крики «Банзай!» и увидел волны флажков с изображенным на них солнечным кругом. Но в душе осталось невыразимое чувство скорби.
13
Во время войны Хонда отдавал все свое свободное время изучению вопросов, касающихся круговорота жизни и возрождения, ему доставляло радость отыскать в такой период какую-нибудь нужную книгу. По мере того как все более пустыми становились новые издания, в лавках букинистов собирались покрытые пылью настоящие сокровища. Только здесь можно было найти знания и интересы, над которыми не властно было время. По сравнению с резко возросшими ценами на потребительские товары цены и на западную, и на отечественную литературу так и остались низкими.
38 
